Леди из Миссалонги
Шрифт:
Вдруг с поражающей быстротой серый цвет стал покидать ее лицо, и оно постепенно начало принимать более теплый и живой оттенок, а руки ослабили свою хватку.
— Пожалуйста, — выдохнула она, пытаясь встать.
Он тут же поднялся на ноги и, просунув руку ей под колени, поднял ее в воздух. Хоть он и не имел ни малейшего представления, где живет девушка, но наверняка хозяева вот этого невзрачного дома, что за оградой, окажут какую-то помощь, поэтому он понес ее через калитку и дальше по дорожке, ведущей к дому, на ходу громко выкрикивая просьбу о помощи, надеясь, что
По-видимому, его услышали, потому что на пороге тут же показались две леди, обе были незнакомы ему. Они не стали причитать и молоть чепуху, за что он был им от души признателен; одна из женщин молча указала на входную дверь, другая же, проскользнув мимо него, провела его вместе с ношей в гостиную.
— Бренди, — отрывисто сказала Друсилла и нагнулась, чтобы расслабить одежду дочери. Корсетов Мисси, не носила, в них просто не было нужды, но платье было туго подпоясанными и закрытым, доходящим до шеи.
— Телефон у вас есть? — спросил Джон Смит.
— Боюсь, что нет.
— Ну, тогда, если вы мне объясните, куда идти, я прямо сейчас схожу за доктором.
— Это на углу улиц Байрона и Ноуэла, доктор Невилл Хэрлингфорд, — ответила Друсилла и добавила: — Скажите ему, что Мисси плохо, — она моя дочь.
Он тут же ушел, а Друсилле и Октавии пока ничего не оставалось делать, ка только дать Мисси немного бренди, которое всегда имелось в буфете у любого предусмотрительного хозяина на случай сердечного приступа.
К тому времени, как появился доктор Невилл Хэрлингфорд, то есть примерно через час, Мисси уже почти полностью оправилась. Джон Смит вместе с доктором не вернулся.
— Просто удивительно, — говорил доктор Хэрлингфорд Друсилле, когда они перешли в кухню; Октавия помогала Мисси добраться до своей кровати.
То, что произошло, видимо, выбило Друсиллу из колеи — ведь она всегда считала, что все вокруг нее обладают таким же недюжинным здоровьем, как и она сама; больные кости Октавии были не в счет — к этому все давно привыкли. Она тихо, как-то очень серьезно приготовила чай и пила его скромно, как бы с чувством благодарности, большей даже, чем у доктора Хэрлингфорда.
Потом она спросила:
— Мистер Смит рассказал вам, что произошло?
— Должен сказать вам, Друсилла, что, несмотря на все эти истории, которые рассказывают про него, мне мистер Смит показался неплохим парнем — здравомыслящим и деловым. Судя по его рассказу, она схватилась за грудь, ринулась в панике через дорогу и упала. Лицо ее посерело, она была вся в испарине, и ей было трудно дышать. Приступ длился примерно две минуты, потом ей стало лучше — вернулся естественный цвет лица, нормализовалось дыхание. Вот тогда-то мистер Смит и принес ее в дом, я полагаю. Когда я только что осматривал ее, минуту назад, я ничего не нашел; но, возможно, что-то обнаружится после более тщательного обследования, когда она будет уже в постели.
— Как вы знаете, в нашей фамильной ветви ни у кого не было сердечных заболеваний, — чувствуя, что ее предали, проговорила Друсилла.
— Что касается ее физической конституции, Друсилла, то тут она
— Нет, насколько это нам известно, — ответила Друсилла, как бы оправдываясь. — Это действительно сердце?
— По правде говоря, я не знаю. Возможно, — но в голосе его прозвучало сомнение. — Я, пожалуй, пойду осмотрю ее снова.
Мисси лежала на маленькой узкой кровати, глаза ее были закрыты. Но заслышав незнакомые шаги доктора Хэрлингфорда, она тут же их открыла и посмотрела на него и, судя по всему, то, что она увидела, по необъяснимой причине разочаровало ее.
— Ну, Мисси, — сказал доктор Хэрлингфорд, осторожно усаживаясь рядом, — что же случилось, а?
Друсилла и Октавия маячили где-то на заднем плане; он с удовольствием предпочел бы от них отделаться, ибо чувствовал, что их присутствие подавляет Мисси, но это было бы и невежливо, и неэтично. Раньше он видел Мисси всего два или три раза и знал о ней лишь ту малость, что знали и остальные: то, что из всех прошлых и настоящих Хэрлингфордов лишь
Мисси была темноволосой, и то, что она останется старой девой. Это было ясно еще до ее вступления в отрочество.
— Не знаю я, что случилось, — соврала Мисси.
— Ну-ну, ты должна хоть что-нибудь вспомнить.
— Мне стало трудно дышать, и я упала в обморок, я так думаю.
— Но мистер Смит говорит совершенно по-другому.
— Значит, мистер Смит ошибается — а где он? Он здесь?
— Боль ты какую-нибудь испытываешь? — напирал доктор Хэрлингфорд, неудовлетворенный ответом Мисси. Вопрос ее он просто проигнорировал.
Перед мысленным взором Мисси предстал ее собственный образ — хронического инвалида, прикованного к постели; бремя ужасных расходов навалится тогда на Миссалонги и будет давить на нее, беспомощную; больше никогда уже не сможет она прогуливаться мимо долины в Байрон, в библиотеку… Нет, это невозможно вынести!
— У меня ничего не болит, — настаивала она.
Доктор Хэрлингфорд, по-видимому, не верил ей, но для Хэрлингфорда он был довольно восприимчивым и, безусловно, знал, во что превратится жизнь. Мисси, если он поставит ей диагноз «болезнь сердца». Так что он прекратил терзать бедную девушку далее, а просто достал свой старомодный, в виде воронки, стетоскоп и стал слушать ее сердце, которое билось вполне нормально, послушал легкие — в них тоже было чисто.
— Сегодня понедельник. Приходи-ка ко мне на прием в пятницу, — сказал доктор, приподнимаясь. Он дружески потрепал Мисси по голове и вышел в гостиную, где в ожидании его затаилась Друсилла. Ей он сказал:
— Ничего я у нее не нахожу. Господь Бог знает, что случилось с ней — но не я! Но пусть обязательно придет ко мне в пятницу, а если что-то снова случится, немедленно посылайте за мной.
— Никаких лекарств?
— Дорогая моя Друсилла, как я могу назначить лекарство от совершенно загадочной болезни? Худущая она, это правда, но, по-моему, здоровье у нее неплохое. Просто не трогайте ее пока, пусть она спит, и кормите ее обильно и питательно.