Леди-киллер
Шрифт:
— За нас?
Кэйт тоже подняла бокал:
— За память Мэнди, и да покоится она с миром!
— Да, за это следует выпить! — Патрик пригубил вино и стал накладывать в тарелку закуски. Голода он не чувствовал. От всего пережитого аппетит начисто пропал. Если бы не желание увидеться с Кэйт, он бы в одиночестве напился до чертиков.
— Впервые в жизни, Кэйт, ем греческий салат вместе со спагетти под болонским соусом, — сказал он, отправляя в рот изрядную порцию.
— Это необычно, я знаю. Но сочетаются они просто великолепно. Кроме того,
Образовавшийся между ними ледок растаял, и они тихо-мирно беседовали. Серьезные темы и обильная еда — все это в другой раз. Горе Патрика и причастность к нему Кэйт — тоже. А сегодня они просто друзья, и должны постараться скрасить друг другу жизнь.
Патрик ел, смотрел, как Кэйт расправляется с намотанными на вилку спагетти, и улыбался. Он знал: когда боль утихнет, образ Мэнди навсегда останется связанным с Кэйт. Мысль о Мэнди неизменно будет вызывать мысль о Кэйт. Сегодня вечером он просто не вынес бы одиночества! И не потому, что ему нужен был секс. Он нуждался в обществе Кэйт, далеко не безразличной ему. Иначе это было бы предательством по отношению к дочери, оскорблением ее памяти, попыткой забыть свое горе в компании какой-нибудь незнакомой девицы.
Покончив с едой и забрав остатки вина, они перешли в гостиную, где предались любви. Кэйт позволила Патрику раздеть себя и легла на пол, подложив под голову гобеленовую подушку с дивана. Глядя, как раздевается Патрик, Кэйт испытала знакомое возбуждение. Жар, возникший в глубине лона, разлился по телу. Патрик тоже был возбужден, и это не могло не радовать Кэйт. Сегодня ей не хотелось долгих любовных игр — лишь грубоватой мужской силы и краткого блаженства.
Когда через десять минут Патрик кончил, она прижала его к груди, провела рукой по его волосам и почувствовала, как оба они расслабились, а их бившиеся в унисон сердца постепенно вошли в нормальный ритм.
— О Кэйт, я так этого хотел!
Она поцеловала его сначала нежно, потом крепче, сунув язык между его губами.
— Я это знаю, Пэт. И рада, что ты сейчас здесь.
Он поцеловал ее груди, поднялся, зажег две сигареты. Потом опустился рядом с ней на пол и поставил ей на живот тяжелую стеклянную пепельницу.
— Ой, что ты делаешь? Она же холодная!
Патрик только улыбнулся в ответ и улегся поудобнее:
— Я не лежал вот так на полу много-много лет. А ты?
— О, мы регулярно занимаемся этим в участке. Загляни как-нибудь в наш буфет, и увидишь!
Патрик засмеялся:
— Ну что ты болтаешь!
— Это из-за того, что мы только что трахались.
— Знаешь, Кэйт, — он взглянул на нее, — слово «трахаться» нам не подходит. Мы не трахались, мы любили друг друга, занимались любовью. Так вернее. Разница все-таки есть!
Она посмотрела ему в глаза:
— Что-то ты нынче романтически настроен, Патрик! С чего бы это?
Она знала причину. Оба знали. Счастье надо беречь, держать обеими руками, иначе его можно потерять, как он потерял Мэнди.
Взяв у Кэйт сигарету, он положил ее
— Я люблю тебя, Кэйт. — Он обнял ее. — А ты? Можешь ли ты сказать, что привязалась ко мне за то короткое время, что мы знакомы?
Кэйт снова поглядела ему в глаза и не увидела в них ничего, кроме честности. Честности и глубокой нежности. К горлу подступил комок.
— Ну скажи, Кэйт, скажи, что любишь, сделай меня счастливым! — молил Патрик. О, как ему нужно было именно сегодня услышать эти слова! Чтобы укрепить собственные чувства, давно таившиеся в дальних уголках его души. С тех самых пор, как он увидел ее впервые. Сейчас он уже не сомневался, что не остался бы равнодушен к Кэйт, при каких бы обстоятельствах ее ни встретил. Он сразу почувствовал в ней родственную душу, и не потому, что она оказалась рядом в тяжелую для него минуту жизни. Просто страдания сблизили их еще больше.
Как ни старалась Кэйт убедить себя, что все дело в сложившейся ситуации, что Патрик после похорон дочери чувствует себя несчастным и не может оставаться в одиночестве, внутренний голос не переставал ей нашептывать: «Он говорил вполне искренне! Его глаза не умеют лгать!»
Кэйт знала, что стоит признаться ему в своих чувствах, и пути назад не будет. А он занимается темными делами, он крутой вышибала! И владеет всякими сомнительными заведениями! Но что бы ни говорили о Патрике, он значил для нее слишком много!
Вмиг он может увлечь ее за собой на дно. Их связь способна разрушить все, ради чего она работала всю жизнь и чем по-настоящему дорожила. Но, даже понимая это, она все равно хотела его! Никогда в жизни она никого так не хотела!
— Я люблю тебя, Патрик! Думаю, что люблю.
Она сказала это шепотом, чуть слышно, и он засмеялся:
— Думаешь? Что ж, придется пока довольствоваться и этим!
Кэйт взъерошила его жесткие волосы, пробежала кончиками пальцев по лицу. Ее руки скользили по его телу, опускаясь все ниже и ниже, подбираясь к ягодицам. Какой он сильный, упругий! Патрик, лежа на ней, ощущал покой и тепло. Казалось, их тела слились в одно. Он поцеловал ее в губы, и в этот самый момент резко зазвонил телефон, вернув их с неба на землю.
Кэйт поднялась и пошла в прихожую, на ходу надевая блузку.
Патрик раскурил еще одну сигарету. Ему не верилось, что в этот ужасный день он ощущал такой душевный покой.
Кэйт вернулась в гостиную и снова села на пол. Ее соски просвечивали сквозь тонкий шелк блузки.
— Это мама. Она заночует у Дорис. — Кэйт покачала головой. — Уж в очень неподходящий момент мама решила проявить деликатность.
Патрик улыбнулся:
— Она славная женщина, Кэйт! Напоминает мне мою мать, та тоже страстно любила жизнь. Тяжелый труд раньше времени свел ее в могилу, упокой, Господь, ее душу! Она так и не дожила до лучших времен, когда я уже был в силах обеспечить ей приличное существование! Я купил бы ей целый зал для игры в бинго!