Леди, которая любила готовить
Шрифт:
Он огладил пышные соломенного колеру усы.
– Мне про вас телефонировали, велели приглядывать…
– И?
– И будем приглядывать. Сидите, сидите… позвольте… весьма, как понимаю, занимательный случай… боли не испытываете?
– Нет.
– И ночью?
– И ночью.
– А поездка?
– Вполне комфортно.
Теплые сухие пальцы коснулись висков. Глаза у Никанора Бальтазаровича оказались светло-серыми, почти
– Спокойнее… думайте о чем-нибудь приятном.
– О чем?
– Мне откуда знать, что для вас приятно? Вам оно как-то виднее…
Вот ведь странность, стоило сказать, и Демьян понял, что не представляет совершенно, о чем же ему надлежит думать. Мысли были все, до одной, о работе.
О том, справится ли Павлуша.
Он, конечно, парень толковый и сноровку имеет, но вот опыта маловато, да ко всему характером колюч не в меру, а стало быть, со многими поссорится, сам того не заметив. Нижние чины его тоже не признают, и Павлуша наверняка почует в отношении что-то такое, неладное.
Попытается давить.
– Тяжко у вас с приятным, – Демьяна отпустили. – Но в целом, сколь могу понять, все в порядке, в том, который относителен. Ухудшений не вижу. Улучшений… будем считать, что слишком мало прошло времени.
– И что мне делать?
– А что вы собирались?
Демьян пожал плечами. Сложно сказать. Планов у него особых и не было.
– Вам что велено? Отдыхать. Вот и отдыхайте. Гуляйте. Город красивый, строится. Пройдитесь по набережной, загляните в купальни. Здесь собственные имеются, очень даже неплохого качества. Посетите ресторации… вы когда в отпуске-то были в последний раз?
– Давно.
– Все не получалось, так? – Никанор Бальтазарович коснулся пальцем макушки, и Демьян ощутил ледяную иглу целительской силы, пробившую его до самых пяток. – Вечно находились дела неотложные, которые никак нельзя было оставить на помощников, ведь они молоды и вашего опыта не имеют. Недосмотрят, ошибутся…
Говорил он это с явною насмешкой.
– Именно.
– Ничего, голубчик… всенепременно недосмотрят и ошибутся не по разу. Все мы люди, все мы человеки, а ошибаться в натуре человеческой. Но исправят. Вот увидите, ничего-то в вашем отсутствии не развалится и не сгинет… я вот прежде тоже горел. Едва вовсе не сгорел. Казалось, что без меня всенепременно мир в пропасть скатится… да…
– И что случилось?
– А ничего. Женился вот. И оказалось, что есть жизнь
– Не женат.
– Знаю. Досье ваше тоже читал. А как вы думали? Надобно нам знать, с кем работать будем.
– Нам?
Мысль о работе оживила, потому как Демьян совершенно не представлял, чем, кроме нее, в жизни заниматься можно. И отдых этот, еще не начавшийся, раздражал до крайности.
– Нам, нам… вы ж не думали, голубчик, что мы вас без присмотра оставим? Оно, конечно, Петербург Петербургом, но вот никогда нельзя быть уверенным, что все пойдет по плану… а потому лучше планов иметь два. Или сколько уж получится. Вижу, глаза загорелись, но вынужден разочаровать вас, любезный мой Демьян Еремеевич. Вы у нас будете отдыхать… старательно, как положено человеку, в жизни не отдыхавшему и, в конце концов, дорвавшемуся до моря. Вон оно, за оградкою плещется. Чтоб сходили непременно.
– Сегодня?
– И сегодня. И завтра. И каждый день, если, конечно, погода будет. Но оно будет. Здесь всегда погода, так вот… а мы уж присмотрим.
– И…
– И большего вам знать не надобно.
Демьян нахмурился.
– Не переживайте, люди у нас хорошие, мешаться не будут, да и вовсе… не думайте о дурном.
Если бы так просто было с мыслями.
– Лучше расскажите, как ехалось. Кого видели? С кем познакомиться успели? – Никанор Бальтазарович потер руку об руку, стирая невидимую грязь.
А сила его разлилась по телу, с нею пришла и невероятнейшая бодрость. Захотелось вдруг прогуляться, к тому же морю, раз уж его настоятельно советуют. Или неважно куда, главное, что сидеть на месте было никак невозможно.
– Вижу, работает, – целитель усмехнулся в усы. – Пойдемте, я тут вам все покажу… не удивляйтесь, место это открыто было в том числе и нашими силами. Все ж многие люди на службе Империи здоровья лишаются, а стало быть, надобно сделать так, чтоб оное поправить можно было. Вот и получилось… оно-то, конечно, большею частью лица гражданские, но так и лучше…
Дверь нумера выходила на террасу, которая сияла свежим лаком и им же пахла, но не назойливо. Скорее уж запах этот, мешаясь с другими, сплетался одним удивительным узором, где находилось место и солоновато-йодной вони морских водорослей, и металлу, и земле, и еще чему-то, присутствующему на самой грани восприятия.
От террасы начиналась дорожка, уводившая вглубь сада.
Конец ознакомительного фрагмента.