Леди-наследница
Шрифт:
— Доброе утро, Уиннифред.
— Доброе утро. — Она села с ним рядом и потрепала собаку по голове, когда та встала и ткнулась носом ей в ноги. — Как вы себя чувствуете сегодня?
Он криво улыбнулся:
— То же самое я хотел спросить у вас.
— Не так хорошо, как вчера утром. — Эйфория вернулась, но уже заметно уменьшилась. — Но без сомнения, лучше, чем будет сегодня днем.
— Мы будем часто останавливаться. Сколько пожелаете.
— Гм.
Между ними повисло короткое, молчание, пока Гидеон, дернув подбородком в сторону
— Как думаете, у него хвост не чешется?
Озадаченная Уиннифред посмотрела на него, потом на собаку.
— Он обрублен. Там особенно нечему доставлять беспокойство.
— Это-то я и имею в виду. — Он снова почесал пса, потом выпрямился. — У меня есть друг в Лондоне, Эндрю Сайкс. У него ампутирована рука. Он говорит, что болеть она больше не болит, но чешется так, что хоть на стенку лезь.
— Я и не представляла, что ампутация вызывает зуд, — отозвалась она, с готовностью поддерживая глупый разговор, чтобы Гидеон почувствовал себя лучше.
— Чешется та часть, которой нет, только чесать нечего.
— Та часть, которой нет? Как такое возможно?
— Понятия не имею.
— Какой ужас! — Она нахмурилась, глядя на собаку, и наклонилась, чтоб почесать ей хвост. — Я всегда чувствовала себя немного виноватой, зная, что из наших бычков делают волов. Теперь я чувствую себя ужасно. Хотя, учитывая физическое строение скота, думаю, они не смогли бы почесаться, даже если б им оставляли…
Он от души расхохотался.
— Будь я проклят, если вы не творите со мной чудеса, Уиннифред!
Никакой другой комплимент не мог бы доставить ей больше удовольствия. Она улыбнулась и решила, что ей наплевать, что ее замечание на самом деле вовсе не было шутливым.
— Всегда рада услужить.
Гидеон снова усмехнулся и потянулся за своей тростью.
— Как бы ни хотелось мне продолжить нашу во всех отношениях занимательную беседу, но нам пора ехать.
— Я схожу за Лилли. — Уиннифред вытерла руки о юбки своего лавандового платья и поднялась. Потом замешкалась и обернулась. — Гидеон… — Она заговорила прежде, чем успела себя остановить. — А что такое комеди лар… ларм…
— А… — Он поморщился и отвел глаза. — Comedie larmoyante. Это старая разновидность театральной постановки. Сентиментальная комедия.
— О! Ясно. — Она задумалась. — Это не так уж плохо. Однако в будущем вам лучше ограничивать свои оскорбления терминами, хорошо понятными тем, кому они предназначены.
Он, должно быть, услышал нотки веселья в ее голосе, потому что снова взглянул на нее и его губы дернулись.
— Зачем же?
— Дабы избежать риска нарваться на такое же отношение. — Она мило улыбнулась. — Мое знание физиологии домашнего скота довольно обширно. Вы же не хотите, чтоб вас назвали липпетом?
— А что такое липпет?
Слово, которое она только что придумала, но не собиралась признаваться в этом. Уиннифред загадочно улыбнулась, подмигнула и пошла прочь.
День
Усугубляло дело и то, что чем больше накапливалась усталость, тем труднее ей становилось не спать в дороге, а чем больше она спала, тем сильнее ее тошнило…
— Этому кошмару нет конца, — пробормотала она с закрытыми глазами.
Гидеон разбудил ее несколько минут назад, и после бесчисленных засыпаний у него на плече она уже даже не беспокоилась, что пускает на него слюни. Она слишком устала, чтобы это волновало ее.
Она слишком устала, чтобы в настоящий момент открыть глаза. Ей нужно, просто необходимо сделать это. С каждой секундой ожидания рос риск снова разболеться, но у нее просто не было сил. Сознание ее то погружалось в сон, то вновь выплывало из него, пока наконец она не уснула.
Ей приснилось, что она стоит в бальном зале, полном людей, только одета она не для бала. На ней брюки, что вполне разумно, так как она всегда надевает их, когда надо выполнить какую-то работу. А оттаскивать Клер от стола с закусками — та еще работенка. Другим гостям, похоже, не по нраву ее практичная одежда и ее коза. Они смеются, визжат и показывают на Уиннифред пальцами.
— Незачем кричать на меня.
— Что? — прозвучал голос Гидеона. — Уиннифред…
Она резко проснулась и могла бы повалиться вперед, если б Гидеон не схватил ее.
— Уиннифред! Что такое? Что случилось?
Его слова не доходили до нее. Ничто, в сущности, не доходило, за исключением осознания, что она уснула в одном мире, а проснулась в другом.
— Боже милостивый, где мы?
— Мы в Лондоне. Я же разбудил вас десять минут назад. Вы что, спали сидя?
— Да.
Она была слишком потрясена незнакомым видом, чтобы ее волновало, смеется Гидеон или ужасается.
Ее окружали дома. Они были тесно прижаты друг к другу и отделялись от улицы лишь тонкой лентой тротуара. Не было видно ни лужаек, ни деревьев, ни какой-либо иной зелени. Просто дом за домом, магазин за магазином.
И всюду люди, люди. Толпы людей входят и выходят из зданий, что-то кричат друг другу, смеются.
— Вам нужен полный день отдыха, — услышала она ворчание Гидеона.
— Что? Ой, нет, я чувствую себя нормально, правда. — Она не чувствовала себя нормально. Желудок скрутило в тугой узел из-за нервов и тошноты. — Долго я спала?
— Включая последние десять минут? Целых три часа.
— О Боже. — Просто чудо, что она не чувствует себя хуже. — Почему вы не разбудили меня раньше?
— По булыжным мостовым езда ровнее, — объяснил Гидеон. — Я хотел, чтоб вы подольше отдохнули. Уверены, что хорошо себя чувствуете?