Леди не движется-2
Шрифт:
Подарок меня добил. Я упала на диван и расхохоталась.
Август решил, что у меня наконец-то нормальная женская истерика.
День получился насыщенным. Сначала Эмбер привезла мою сумку, брошенную на Кангу. Я малость побаивалась оставаться с девушкой наедине, все-таки неприятно говорить хорошему человеку, что не получится таких отношений, о каких он мечтает. Однако Эмбер словно бы задалась целью опровергнуть слова Макса относительно ее предпочтений. Она болтала без умолку, у нее произошло столько всего интересного, она наповал застрелила волка, напавшего
Пока она делилась новыми впечатлениями, я укладывала багаж: вечером мы идем на концерт и сразу оттуда улетаем на космодром. Я отлично понимала, как шокирующе будет выглядеть появление «безутешной матери» на концерте поп-певицы, однако даже не подумала отказываться от удовольствия. В конце концов, мистификация с моей «смертью» рассчитана на Энстона, а не на местных. Ротация новостей происходит очень быстро, и днем позже вряд ли кто заинтересуется личностью никому не известной матери погибшей. По крайней мере, настолько, чтобы распространять инфу дальше Эвереста.
И вообще: Август сказал «можно» — значит, можно.
Не успела я отправить багаж, как явился Макс, завершивший свой курс лекций, а заодно и дела на Эвересте, и немедленно поругался с Августом. Август хотел, чтобы гроб и я летели с ним, на его яхте. Макс считал, что куда уместнее будет, если гроб поедет с ним — ну и я, конечно, — потому что мы были женаты. Август слышать ничего не желал. Положение спасла Эмбер, предложившая компромисс: пусть гроб, «мать» и Макс летят с Августом. Август скрипя зубами согласился, Макс тоже.
К семи вечера мы собрались в клубе, и я поняла, почему Август не зарубил на корню идею развлечься: здесь, помимо зала, были еще ложи. Мы прошли в центральную уже после того, как в зале погас свет, на нас никто не обратил внимания, потому что через секунду на сцену вышла Нина.
Я поняла, что много потеряла, не интересовавшись ею раньше. Голосище у Нины Осси оказался такой силы, что ее, казалось, было бы слышно снаружи даже без усилителей. Да и к мелодиям придраться было трудно, по крайней мере, людям без соответствующего образования — вроде меня. Слова… ну, Нина говорила, что на поэтов ей не везет, а сама она втыкает какие-то фразы, лишь бы были. Поэзией ее тексты не смог бы назвать ни один даже самый доброжелательный критик. Но голос, голос, какой волшебный голос!
Что меня поразило — очень скупые движения Нины. В принципе современная поп-музыка подразумевает синтез с хореографией, причем на концерте обычно непонятно, кто выступает — профессиональный певец или же танцор. А Нина все два часа почти что и не танцевала. Ее группа, которую я увидела впервые за все время, выкладывалась на двести процентов, а посреди этого энергетического вихря застыла Нина Осси. Интересно почему? Одной только привычкой к плохим парикам ее неподвижность не объяснить.
Ответ на этот вопрос я получила в конце выступления. Отработав два часа, Нина представила свою группу и тут же отпустила всех, кроме клавишницы. И сказала, глядя в зал:
— Каждый
Она отступила на пару шагов, взяла с подставки пластиковую папку — с текстом, нотами? Мелодию, которую начала играть клавишница, я узнала с первого же звука и изумленно оглянулась на Августа. А он подался вперед и с интересом уставился на сцену.
«Аве Мария» Шуберта. Чудесная классическая песня, равно уместная в академическом концертном зале, в церкви и в клубе. Вот только текст я не узнавала. Ни текст, ни язык, на котором пела Нина. А пела она, кстати, профессионально… вот чего нельзя было ожидать.
Зал молчал и боялся дышать. Звенящий голос Нины летел над головами, проникал в сердце. Я не очень хорошо разбираюсь в музыке, но мне показалось, что ее исполнение — безупречно. И даже внутренне посмеивалась, вспоминая, как Август накануне осадил нахальную Нину, сказав, мол, его бы воля, не видать бы ей поп-сцены… А не очень-то ей и нужна эта поп-сцена. С таким-то голосом!
Когда наступила тишина, мы не пошевелились. Нина поклонилась и ушла за кулисы. Зал осветился, люди потянулись на выход, изумленные и притихшие.
— Мы чего-то ждем? — осведомился Макс.
Почему-то мне захотелось стукнуть его. Нет бы промолчать, сохранить это ощущение откровения…
— Сейчас цветы принесут, зайдем в гримерку, — ответил Август. — Нельзя же улететь не попрощавшись. Да и поблагодарить надо.
— Пф, — сказал Макс. — Нет, я знал, что она умеет петь. Но могла бы и что-нибудь менее банальное выбрать.
— Ага, — кивнул Август, — а ты чего ждал? Каватину Розины? Или арию Царицы Ночи?
Макс уставился на него с подозрением: по всему, Август иронизировал. Но у него ж нет чувства юмора. Вдруг всерьез спрашивает?
— Макс, во-первых, некоторые вещи надо исполнять только для подготовленного слушателя, — пояснил Август. — А во-вторых, их надо репетировать. Не день и не два.
— Ну да. Зато вот это мы могли бы услышать на мессе в каждом десятом костеле, — фыркнул Макс.
— Это? — Август встал. — Нет. Потому что это не «Аве Мария». Ты невнимателен, Макс. А вот мисс Осси оказалась куда умней и тоньше, чем я ждал. «Аве Мария», которую ты знаешь, имеет переделанный текст. А в оригинале был немецкий перевод поэмы Вальтера Скотта «Владычица озера». И конкретно эта вещь — «Третья песнь Эллен». Услышать ее в наше время на языке оригинала, на том самом тяжеловесном немецком девятнадцатого века — большая удача. А если вспомнить, что Вальтер Скотт жил относительно неподалеку от Пиблс, — это действительно подарок мне.