Леди не по зубам
Шрифт:
Я выскочил в коридор, нашёл полусонную горничную, которая сообщила мне, что Элка вышла из номера минут тридцать назад, спустилась на первый этаж, зашла в служебный туалет и больше оттуда не выходила.
Наплевав, что туалет женский, я обследовал его вдоль и поперёк, но ничего не обнаружил, кроме распахнутого настежь окна.
«Помогите!» – звучал в ушах крик, и теперь я ни капли не сомневался, что это был Элкин голос.
Я вылез в окно. Охранник на входе сказал, что видел, как длинная девушка переходила дорогу и скрылась в кафе «Всё вкусненькое».
Я
То, что я увидел, лишило меня ума. Он держал её за подбородок, они стояли почти обнявшись и с нежностью заглядывали друг другу в глаза.
Каюсь, я убежал как истеричная дамочка, застукавшая своего мужа в постели с другой. Это было стыдно – я должен был убить их обоих на месте, а заодно и барменшу, а потом разнести в клочья кофейню, но…
я удрал. В заборе, возле кафе, оказалась дырка, и я нырнул в неё как трусливая шавка…
– Слушай, тебе чего, подруга изменила? – спросила одна из Ксюх, подливая мне водки.
Я удивился её прозорливости, но ничего не ответил.
– Ты, котик, пей, пей, легче станет, – посоветовала другая Ксюха, подливая мне в водку шампанское.
Водка была дрянной, девки дрянные, но хуже всего оказалось то, что ни одно из двух этих «лекарств» не помогало.
«Помогите!» по-прежнему звучало у меня в ушах, и теперь это был мой собственный крик.
Почему, ну по-че-му я не убил их сразу на месте?!!
Теперь бы я не чувствовал себя маленьким и никчёмным.
Маленьким и никчёмным…
На сцене пел брутальный пацан, похожий на Дэна. Я вышел из-за стола, поднялся на сцену и вмазал пацану просто за то, что мне не понравилась форма его подбородка. Пацан рухнул, увлекая за собой микрофон и производя столько шума, словно это рушились башни-«близнецы» в Нью-Йорке. На меня бросились несколько человек – наверное, музыканты, а может, охрана, и я с радостью уложил их приёмчиками, о которых они понятия не имели. Все, все они почему-то были похожи на Дэна…
Разобравшись на сцене, я пошёл в зал и те из мужиков похожих на Дэна, которые не успели удрать, получили кто в нос, кто в подбородок, кто в ухо.
Бабы визжали, посуда звенела, я бил всё и вся за то, что Элка так смотрела на Дэна, за то, что он держал её за подбородок, за то, что они стояли так близко друг к другу. Когда все Дэны разбежались и расползлись, я начал крушить столы, стулья и прочую мебель. Кто-то пытался хватать меня за руки, но где ему было против моего пьяного мужского отчаяния! Я крушил всё вокруг, и где-то в глубине помутившегося сознания маленькой вспышкой мелькала мысль, что завучи так себя не ведут.
За окном уже визжала сирена, но остановиться я смог только тогда, когда у меня на запястьях защёлкнулись наручники.
– Все бабы одинаковые, – утешала какая-то Ксюха, пока меня волокли в милицейский «Газик». – И чего ты так распсиховался?! Сходил бы в сауну, заказал массажик, а теперь
– Цыц, Ксюха, – приказал я, и успел продиктовать ей мобильный телефон деда, прежде чем меня запихнули в «собачатник» с решёткой на единственном окне.
Перспектива отсидеть года два меня больше обрадовала, чем испугала. На зоне всё понятно и просто, а главное – никаких баб. Но прежде чем сесть, я хотел бы попросить деда догнать этот чёртов автобус до грёбаной монгольской границы…
Отрезвление было ужасным.
Голова раскалывалась на части, всё тело ныло, рубашка была порвана, джинсы тоже. Едва я открыл в глаза, в кутузке звякнул замок, дверь открылась, и мент, ещё более помятый, чем я, повёл меня куда-то по длинному серому коридору.
Жить не хотелось. От стыда и… ещё раз стыда.
В комнате с серыми стенами и решётками на окнах, кроме милицейского капитана находились Сазон и Мальцев с неизменной мартышкой на правом плече. Элки с ними не было, и я испытал огромное облегчение.
Капитан сидел за столом, сцепив руки и с выражением лица, словно только что съел лимон. Деды о чём-то оживлённо беседовали между собой. Сазон был бодр, свеж и отблескивал бриллиантом величиной с грецкий орех, который красовался у него на груди в качестве украшения православного креста.
– Сынку! – заорал дед, увидев меня. – Ну, баздюган!! Ну, герой! Ну ты да-ал!! Ресторан в хлам разнёс!! Собирайся, пошли! Командир, отдайте ему шнурки, ремень и часы!
Капитан молча выложил на стол все вещи, которые у меня изъяли перед тем, как запихнуть в изолятор.
– А… это… как же уголовная ответственность? – пробормотал я. – Я хочу понести наказание… Я готов сесть в тюрьму… Я заслужил это!!
– Сынку, ты с глузу съехал? Какая тюрьма? Какое наказание? Все счастливы и довольны – ресторан, потерпевшие, капитан, правда, капитан?! – Милиционер скуксился ещё больше, прижал палец к губам и с мольбой посмотрел на деда. – Я всем такую неустойку выплатил, что хозяин кабака себе ещё пять заведений отстроит, потерпевшие сапфировые зубы вставят, а капитан купит …
– Уходите! – взмолился мент. – У нас с животными не полагается!
– Где животное? – оживился Сазон. – Это не животное, это поэт! А на плече у него бородавка! Но уйти отсюда мы завсегда рады! Правда, сынку?!
– Не пойду, – упёрся я. Чувство вины пересилило здравый смысл. – Посадите меня, капитан, пожалуйста!!
– Тьфу ты, – плюнул Сазон. – Башкой что ли треснулся? Пошли, праведник, а то крылья за спиной вырастут, и вознесёшься к едреней фене! – Сазон подтолкнул меня железным кулаком в спину. Я поплёлся к двери, еле волоча ноги. Следом, словно конвой, пристроился Мальцев. Он что-то тихонько напевал себе под нос. Обезьяна на его плече сроила гнусные рожи. Мне хотелось удавиться, утопиться и застрелиться одновременно. Моим последним желанием перед смертью был бы, пожалуй, графин холодной свежей воды…