Леди Неукротимость
Шрифт:
ГЛАВА 1
Смертельная скачка манила его. Алексис пустил своего жеребца галопом. Наклонившись вперед, он натянул поводья и приподнялся в седле. Валентин был застигнут врасплох, и Алексис рассмеялся, услыхав его крик.
— Алексис, нет!
Его друг попытался схватить его, но Алексис уклонился.
— Не пытайся остановить меня, старина. Ты можешь ушибиться.
Алексис склонился над шеей лошади. Стоя в стременах, он позволил Тезею двигаться вперед. Конь помчался галопом. Копыта вонзались в промерзлую
Алексис слышал, как далеко позади его зовет Валентин, но в его крови нарастала скорость. Он мчался сквозь влажную утреннюю зарю. Двигаясь все быстрее и быстрее, он старался достичь недостижимого — покоя.
Дьяволы и грехи гнались за ним. Тезей тоже чувствовал их присутствие и старался изо всех сил оставить их позади. Пронзительно визжа, они проносились мимо него— бледные знамена на древке преступления, которым он был пронзен. Грязь и галька из-под летящих копыт били ему в лицо. Его сердце стучало так же быстро, как и сердце его коня, а в легких чувствовалась тяжесть. Дьяволы и грехи все еще преследовали его, но он уже не слышал их воплей.
Он скакал по полям. Он понуждал своего жеребца преодолевать заборы и замерзшие ручьи, кусты и фургоны. Каждый прыжок мог стоить ему жизни. Его манила смерть, он протягивал к ней руки, но в итоге Тезей уносил его прочь от нее. По своей собственной воле лошадь замедлила шаг, изменила аллюр и перешла на рысь. Демоны успокоились, перешли на свое обычное бормотание, и Алексис упал на шею Тезею в полном изнеможении.
Он позволил жеребцу уносить себя. Не чувствуя сил поднять голову, он прильнул щекой к гриве Тезея и выдыхал белые облака пара из ноющих легких. Долгая прогулка сжалась для Алексиса в одно мгновение. Когда он поднял голову, он увидел вдалеке замок. Он был размером с маленький город, его дом. Окруженный зубчатой стеной с башнями, возвышавшийся над рекой и долиной, замок Ричфилд был одновременно его убежищем и тюрьмой.
Подъехав поближе, Алексис смог различить золото волос Валентина. Сидя верхом на своем чистокровном жеребце, его друг ожидал его. Алексис вынул носовой платок и вытер им лицо. Он уже успокоился к тому времени, как подъехал к своему другу.
Вэл твердо держался в седле, сдерживая свою нервную лошадь одной рукой.
— Будь ты проклят! — Он чуть ли не кричал на Алексиса.
— Да, — ответил Алексис. Валентин Бофорт был единственным человеком, который когда-либо становился свидетелем смертельной скачки, но Алексис вовсе не собирался из-за этого изменять своему мастерству.
— Почему бы тебе не приставить ружье к своей голове? Это было бы проще
— Но не так интересно для тебя.
Пока они шли по мосту через ров, проводили лошадей через ворота и заводили их в конюшню, Алексис выслушивал ругательства Вэла. Конюхи выбежали им навстречу. Алексис соскочил с седла,
и его колени подогнулись. Валентин в тот же миг очутился рядом, чтобы поддержать ею. Алексис оттолкнул его, но ему пришлось позволить Валентину помочь ему, когда они зашли в замок. Они долго шли. Он начал дрожать, его бросало то в жар, то в холод. Каблуки их сапог стучали по каменному полу, и шаги эхом отдавались вокруг. Он был выше и тяжелее, чем Валентин, поэтому ему
— Ты— громадный идиот, — говорил Вэл, задыхаясь. — Черноволосый, тяжелый, проклятый сумасшедший.
— И вот так ты разговариваешь со своим старым школьным приятелем? Дело не в том, что я слишком больной, дело в том, что у тебя сложение саламандры.
— Закрой свой рот и попытайся идти, ладно?
Алексис посмотрел сверху вниз на своего друга и едва не улыбнулся. Его друг был характером похож на петуха, у которого украли кур; он оставался таким с тех пор, как они впервые встретились в Оксфорде. Большую часть времени, проведенного там, он тратил на то, чтобы вытащить дурака из затруднительных ситуаций, которые тот сам себе создавал. Стройный и подвижный, с лицом херувима и недовольный своей судьбой из-за того, что был незаконнорожденным, Валентин мог бы устроить драку даже среди голубок, не говоря уже о старшеклассниках.
Двери, ведущие в большой зал, распахнулись, и Алексис поднял голову. Как он и ожидал, на пороге появились его мать и его двоюродный дядя Фальк. Фальк в дверях предложил руку леди Джулиане. Она остановилась на верхней ступеньке и посмотрела на Алексиса. На ее плечи была наброшена шаль, а возле юбок притаились три кота и золотистая обезьянка. Леди Джулиана окинула взглядом своего сына — от взъерошенных черных волос до грязных сапог.
— Он снова выжил, — сказала она. — Всевышний не внял моим мольбам.
Алексис поклонился:
— Я старался внять им, мама.
Вэл, стоявший рядом с ним, весь напрягся и до боли сжал руку Алексиса. Алексис пытался подавить в себе смех, который рвался наружу, так как знал, что это еще больше разозлит Вэла. Но он ничего не смог с собой поделать, и тихий, похожий на лопнувший пузырь звук непроизвольно вырвался из его груди. Только он услышал, как Вэл чертыхнулся.
— Миледи, — сказал Вэл, — провидение защитило вашего сына, и я молюсь, чтобы так было и впредь. Многие им восхищаются.
Джулиана махнула рукой:
— Ленивые арендаторы, распущенные полковые офицеры, подобные вам, и нищие.
— Джулиана, — начал Фальк, как называл это Алексис, поповским тоном, — Алексис наделен великим христианским благородством. Без его помощи многие жители графства просто голодали бы.
Алексису удалось задушить свой смех, но он все еще продолжал улыбаться.
— Избавь нас от славословий.
— Но ведь это правда, — сказал Фальк, — и она должна признать твои добродетели.
Очередной приступ смеха вырвался из груди Алексиса. Вэл толкнул его локтем.
— За многие годы мама изучила мой характер. — Алексис посмотрел на женщину, которая стояла перед ним в окружении своих питомцев. — Она видит во мне больше, чем тебе известно, Фальк. У нее прекрасное зрение. Разве это не так, миледи?
Ответа не последовало. Джулиана развернулась, ее юбки взвились от резкого движения, и оказалось, что под ними сидел еще один кот. Ничего не сказав, она вернулась в зал.
Фальк спустился по ступенькам и схватил Алексиса за руку. Пока они втроем шли по коридорам, Алексис был избавлен от очередных нотаций. Оба мужчины, шедшие рядом с ним, были слишком сердиты, чтобы разговаривать.