Леди Роз
Шрифт:
Передо мной выстроились менестрели. Из башни выбежали дочери Уорика Белла и Анна и помчались ко мне, вопя от восторга. Их сияющие глаза, венки и букеты производили чарующее впечатление. Графиня отвела им место сразу за менестрелями. Затем из той же башни вышел Уорик в роскошном наряде из ало-пурпурной камчатной ткани; россыпь драгоценных камней блестела на солнце. Рядом с ним шел шутник Томас, одетый в черное с золотом. Он снял шляпу, украшенную перьями и самоцветами, и отдал мне учтивый поклон. Я широко улыбнулась в ответ, потом посмотрела на раскинувшийся прямо передо мной изящный сводчатый проход к часовне, в которой ждал Джон. От этого зрелища у меня гулко забилось
Графиня расправила складки моего платья, лежавшие на рубиновом седле – свадебном подарке Джона. Роза, в гриву которой вплели цветы вишни и полотые кисточки, до той поры терпеливо выносившая суету, внезапно заржала: бедняжке надоело стоить на месте.
– Ты выглядишь как принцесса, моя дорогая, – одобрительно улыбаясь, сказала мне графиня.
– Как прекрасная принцесса, – поправил ее муж и шагнул вперед. По его знаку менестрели сыграли первые аккорды веселой мелодии, давая начало празднику. Потом граф взял поводья моей Розы и провел ее через сводчатые ворота башни, в которой находилась часовня.
Во время заутрени были открыты все ворота и калитки, чтобы в часовню могли прийти все – богатые и бедные, старые и молодые, – прибывшие издалека, чтобы пожелать мне счастья в день бракосочетания. Их улыбающиеся лица были видны повсюду; меня встречали приветственными криками и осыпали лепестками белых роз, напоминавшими манну небесную. Их шепот и восхищенные вздохи, похожие на шум прибоя, заставляли мое благодарное сердце петь от радости.
Джон в костюме из изумрудно-зеленого бархата, отороченного соболями, стоял на ступенях часовни, украшенных нарциссами, гелиотропами и лилиями. Его каштановые волосы трепал ветер, на полных губах играла улыбка, а смотревшие на меня синие глаза сияли от счастья.
Томас и Уорик помогли мне спешиться, а граф взял за руку и повел к Джону.
– Сын мой, желаю вам мира, радости и долгой совместной жизни, – сказал граф, торжественно передав мою руку Джону. Взгляд, которым Джон ответил отцу, говорил, что у него нет подходящих слов для выражения любви, благодарности и бесконечной преданности человеку, перед которым мы оба были в неоплатном долгу.
Дверь часовни со скрипом открылась, из темного нефа вышел епископ Джордж и остановился перед нами в проеме, увенчанном портиком. Моих ноздрей коснулся густой аромат нарциссов, лилий и пионов. Я смотрела в лицо Джона и знала, что никогда не забуду этот блаженный миг. Держась за руки, мы стояли на полуденном солнце, а Джордж задавал нам вопросы: «Было ли заранее объявлено о вашем браке? Не состоите ли вы в близком кровном родстве, препятствующем браку? Есть ли у вас согласие родителей и опекунов?» Его голос звучал монотонно; я отвечала на каждый вопрос, но не слышала собственных слов до самого конца. А потом прозвучало:
– По доброй ли воле вы оба вступаете в этот брак?
Мы отвели глаза друг от друга и в один голое воскликнули:
– Да!
«О да, еще по какой доброй!» – подумала я.
Джордж взял кольцо у «цветочной девочки», которой была дочь Уорика Белла, и благословил его. Потом он передал кольцо Джону, и тот по очереди надел его на три пальца моей руки со словами «во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», после чего водрузил кольцо на мой средний палец, посмотрел мне в глаза, сделал паузу и громко сказал:
– Это кольцо – знак того, что я беру тебя в жены.
Раздались радостные крики и хлопанье тысяч крыльев выпущенных на свободу голубей. Нам протянули сосуд с золотыми монетами, которые следовало раздать нищим. Мы со смехом бросали монеты и воздух. Они отражали солнечные лучи и падали и толпу, как золотой
На свадьбу граф не поскупился. Парадный зал, украшенный пучками зелени и гирляндами цветов, озаряли тысячи свеч. Когда Джон вел меня к хозяйскому столу, в центре которого стояли два резных кресла под балдахином из золотой тафты, расшитой серебряными звездами, я не чуяла под собой ног и плыла туда на душистом облаке.
Когда гости расселись и слуги разлили вино, Джон встал, поднял в мою честь золотой кубок и подарил мне взгляд, полный душераздирающей нежности.
– Миледи жена, дай тебе Бог здоровья, чести и радости.
– И тысячу сыновей! – зычно крикнул Томас, после чего весь зал покатился со смеху.
Я встала и тоже подняла кубок.
– Милорд муж, я тоже желаю, чтобы Бог даровал тебе здоровье, радость и счастье. – Я впервые назвала его мужем, это слово оказалось невероятно сладким и оставило в моем рту вкус меда.
– Аминь! – дружно подхватили гости, после чего зал огласился шелестом ткани и звоном серебряных чаш. Граф дал сигнал, и за дело взялись слуги. Свадебный пир начался с мяса и рыбы. На столы ставили говядину, копченую кефаль, телятину, все виды оленины, утятины, каплунов, кроликов, свиную запеканку со сладким укропом, оливками и густой подливкой. Под звуки фанфар и сияние факелов принесли на плечах блюда с молочными поросятами и лебедями в полном оперении. Из гигантских бочек, рекой лились пиво, ароматный мед и вина разных сортов – сладкие, темные и сдобренные специями. В перерывах между блюдами демонстрировали свое искусство акробаты, а мимы двигались на ходулях, как гиганты. Трубадуры рассказывали истории о Самсоне и Далиле, Приаме, Елене, Улиссе, Артуре и Гвиневере и пели любовные песни, аккомпанируя себе на грушевидных лютнях и виолах. Перед десертом Джон попросил трубадура спеть мне серенаду, слова которой сочинил он сам:
Моя любовь нежна и так невинна,Что невозможно описать словами.Она идет стыдливою походкой,Напоминая ангела с Небес…Когда песня закончилась, все захлопали, а мы с Джоном обменялись долгими взглядами, полными любви. Под аплодисменты Джон бросил трубадуру полотой нобль. Потом гости вставали и произносили здравицы в нашу честь, пытаясь перещеголять друг друга красноречием. После этого начались танцы под звуки лютни, виолы и маленького барабана. Слуги без устали разносили марципаны, рисовый пудинг, имбирные пряники, яблоки и розовые лепестки в сакнре. Еще никогда этот зал не видел столько веселья и смеха.
Когда колокола возвестили о восходе Венеры, мы Джоном встали из-за стола, чтобы удалиться в покои для новобрачных, устроенные во флигеле рядом с высоким искусственным водопадом. Повсюду звучал смех; пьяные гости пытались подняться и проводить нас. Самым пьяным из них был Томас, самым высоким – сын Йорка Эдуард, а самым трезвым – епископ Джордж. Качавшийся Томас обнял за шею синего кузена Эдуарда.
– Где вы теперь, храбрые Перси? – рявкнул он, окидывая взглядом зал. – Вот он, свадебный поезд! Самое время напасть на него из засады! Валяйте, доставьте нам удовольствие. Мы с Эдуардом зарежем им с как свиней, потому что вы и есть свиньи… – Он весело захрюкал, схватил висевшую на перевязи флягу и стал размахивать ею как мечом.