Леди Роз
Шрифт:
– Чрезвычайной важности только для вас самой. Можете быть уверены: королева не желает вас видеть. Уезжайте. – Он ткнул пальцем в ту сторону, откуда я прибыла.
В шатре прозвучал еще один голос, и наружу вышел Сомерсет. Увидев меня, герцог застыл на месте и залился краской. Впрочем, через секунду он пришел в себя.
– Леди Монтегью…
Я удивилась, услышав, что он пользуется новым титулом Джона, пожалованным мужу парламентом Йорка, и слегка смягчилась. Казалось, он изменился. У него не было ничего общего с Клиффордом. Я стала искать подходящее слово и наконец нашла его: «смирение». Похоже, время заставило его смириться.
– Клиффорд, я сам займусь этим. – Лорд кивнул и прошел в шатер. –
Я приняла ее и спрыгнула наземь.
– Благодарю, милорд Сомерсет. – Встретив взгляд герцога, я заметила в нем тревогу и быстро отвела глаза.
Он провел меня в шатер и доложил обо мне Маргарите, которая, как всегда, расхаживала взад и вперед, диктуя очередное письмо. Шатер поразил меня своими размерами и роскошью. Здесь были серебряный сундук; большой стол, покрытый камчатной скатертью, на котором стояло множество свеч, кувшин с вином и тарелка с яблоками; широкая кровать с синим одеялом, на котором были вышиты лебеди, эмблема принца Эдуарда; несколько позолоченных складных табуретов и даже диванчик. Маргариту окружало множество лордов, а в позолоченном кресле рядом с писцом сидел король Генрих.
Услышав мое имя, Маргарита круто, обернулась, а Генрих с улыбкой промолвил:
– Добро пожаловать, моя дорогая… Фраза осталась неоконченной.
– Ничего подобного! – крикнула королева и гневно повернулась ко мне. – Я же говорила, что оказываю тебе услугу в последний раз! Как ты смеешь являться сюда после оскорблений, которые мне нанесли твои проклятые презренные родственники Невиллы, вступившие в союз с этим дьяволом Йорком!
Я смотрела на Маргариту с изумлением. В глазах королевы горел дикий огонь; она дрожала с головы до ног.
– Ты что, забыла лживые клятвы этого изменника, которого раз за разом прощал мой муж, король Генрих? Этот злобный предатель вопреки своим клятвам предъявлял фальшивые права на трон и клеветал на меня, пытаясь подбить на мятеж моих подданных! Но, mort Dieu, [43] все его разглагольствования о благе государства оказались ложью. Теперь весь мир знает о подлинных намерениях этого мерзавца и клеветника. Йорк с самого начала хотел сесть на трон и ради этого лгал и убивал! Бог показал, что настоящие монархи – это мы, и наказал Йорка и тех, кто вопреки клятве поднялся против нас! Ты приехала сюда, надеясь, что я пощажу твоего мужа – изменника, который вместе со своим подлым братом Уориком позорил мое имя, оскорблял мою честь, называл меня сукой, а нашего принца – ублюдком? Кто после Нортгемптона заставил нас с сыном бежать в лес, где мы попали в лапы разбойников? Ты имеешь представление о том, что мне пришлось вытерпеть? Это знает только Бог! Да, Бог! – Она показала пальцем на небо. – Бог помог мне бежать. Они затеяли спор из-за добычи, и Бог послал ко мне четырнадцатилетнего мальчика, который помог мне ускакать от них. Мы ехали втроем на одной лошади! Мы спасались бегством. Ты знаешь, что такое оказаться в лесу одной без друзей, во власти разбойников и других злодеев, которые там скрываются? Один из них заговорил со мной – tres hideux et horriе en Vaspect. [44] Он был готов воспользоваться своим преимуществом. Но я знала, что делать! Бог надоумил меня назвать этому hideux человеку свое имя, посадить ему на руки моего ребенка и сказать: «Спасай сына своего короля!» Он доказал свою преданность, и мы добрались до Уэльса, Бог помог мне пережить все это, а сейчас даровал победу над моими смертельными врагами! Но я никогда не забуду и не
43
Здесь: черт побери (фр.).
44
Жуткий и ужасный с виду (фр.).
Затем Маргарита умолкла и уставилась на меня торжествующим взглядом, в котором читалось безумие. Тишину прервал мягкий голос:
– Нет, дорогая королева, Джон Невилл – хороший человек. Он был министром моего двора. Я прощаю его…
Маргарита вихрем повернулась к Генриху:
– Милорд, вы прощаете всех! Но в том-то и дело, что спокойствие настанет лишь тогда, когда они все умрут! Не только Невиллы, но и те, кому вы обещали прощение, – люди, державшие вас в плену, пока мы сражались: лорд Бонвиль, лорд Бернерс и сэр Томас Кириелл!
– Они не держали меня в плену. Они защищали меня.
Маргарита пропустила слова Генриха мимо ушей и снова повернулась ко мне:
– На этот раз они слишком далеко зашли. Мы уничтожим их всех. Умрут все, кто выступал против нас. А потом мы будем править так же, как прежде.
– Нет, дорогая жена, – встав с кресла, ответил Генрих. – Так не пойдет. Я обещал им прощение. Мы хорошо проводили время, пели песни и смеялись под яблоней…
– Генрих, сядь и помолчи, пока я не отправила тебя в монастырь!
– Мне нравятся монастыри. Там красиво.
Маргарита бросила на мужа гневный взгляд. Он снова опустился в кресло и сидел тихо, что-то бормоча себе под нос. Потом она опять уставилась на меня, показала на полог и велела:
– Уходи!
– Моя королева, боюсь, вы неправильно истолковали мои намерения. Я приехала не для того, чтобы просить об одолжении. Я предлагаю обменять одного ценного человека на другого.
Маргарита запнулась.
– Что ты имеешь в виду?
– Моя государыня, послание, которое я доставила, скажет об этом лучше, чем я… – Я протянула письмо.
Королева кивнула Сомерсету. Я вложила послание в его руку; герцог наклонил голову и стал читать, после чего подошел к Маргарите и опустился перед ней на колени. Его лицо было тревожным.
Сбитая с толку королева нахмурилась и посмотрела на него сверху вниз.
– Моя королева, они взяли в плен моего брата Эдмунда и держат его в Кале. Если вы казните Невилла, Уорик угрожает казнить Эдмунда. Я прошу вас проявить милосердие и даровать прощение Джону Невиллу. Иначе мой брат умрет.
Маргарита застыла на месте; на ее лице были написаны гнев, нежность и страх одновременно. После долгого молчания она сказала:
– Встань, мой верный Генри Сомерсет. Если выяснится, что Эдмунд действительно у них, Джон Невилл не будет казнен вместе с другими.
Я сделала низкий реверанс и вышла. Сомерсет проводил меня. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.
– Куда вы теперь? – наконец спросил он.
– Не знаю… Может быть, в Эверсли… или в Бишем.
– Вы не можете ехать одна. Вам понадобится защита. – Он подошел к часовому, что-то пробормотал, и человек быстро ушел. Я слышала, как он звал Урсулу и требовал лошадей.
– Исобел, – негромко промолвил Сомерсет, взяв меня за руку, – перед отъездом я должен вам кое-что сказать.
Я посмотрела на него с удивлением. Он тяжело вздохнул:
– Я ошибался в вас. Меня привлекала не ваша необузданность, а ваша смелость, Исобел, вы – самая смелая женщина из всех, кого я знаю. Я должен извиниться за свое неучтивое – нет, наглое поведение в прошлом. Мне очень жаль.
Происшедшая с ним перемена поразила меня.
– Не знаю, что и сказать… – пробормотала я.