Леди с Запада
Шрифт:
Джейк тихо выругался и даже не подумал о том, чтобы извиниться.
– Утром я уезжаю, – сказал он, – а вы все оставайтесь в доме и держитесь подальше от Гарнета.
– – Эй, Ропер!
Джейк обернулся и увидел, что к ним направляется Гарнет. Кивнув Эмме, Джейк пошел ему навстречу. Гарнет дождался, пока Ропер оказался рядом с ним.
– Только не говори, что это ты за ней ухлестываешь. А уж она-то была бы не прочь, а? – он кивнул в сторону заспешившей домой Эммы.
Джейк сохранял полную невозмутимость и ничего не отвечал. Это еще больше разозлило Гарнета.
– – Что ты толчешься около дома? – спросил он, не скрывая раздражения.
– А
– Я, Черт побери, управляющий и должен следить за всем, что здесь происходит.
– Да что ты!
Джейк медленно пошел прочь. С напряжением он ждал малейшего шороха за спиной, чтобы броситься в сторону и выхватить пистолет из кобуры. Он был готов к тому, что Гарнет выстрелит ему в спину, но тот стоял неподвижно. ***
Эмма провела всю ночь в мучительных раздумьях. Он уезжает. Господи, как решиться сказать об этом Виктории? Это разобьет ей сердце. Но сказать придется. Они остаются совсем беззащитными, и сестра должна узнать об этом как можно раньше.
Эмма злилась на Викторию. Томительные часы проходили один за другим, а в голове у девушки крутились одни и те же вопросы, ответов на которые не было. Как Джейк может уехать после того, что говорил Виктории, целовал ее? Эмма и сама прониклась к нему доверием и теперь чувствовала себя обманутой вдвойне – за себя и за сестру. Боже, что предстоит пережить Виктории! Ведь она любила его. Оставалась еще надежда на то, что Эмма не расслышала или не правильно поняла его. Надо разыскать Джейка и прямо спросить его, что он собирается делать. Ну конечно, она просто что-то напутала. Уже под утро, успокоив себя, она заснула.
Эмма проснулась с первыми лучами солнца, проникшими к ней в окно, поспешно оделась и вышла из дома. Она направлялась прямо к дому, где жили работники. Мысль о том, насколько подобное поведение несвойственно воспитанной девушке, даже не пришла ей в голову. Работы на ранчо начинались с рассветом, и она была уверена, что все уже встали.
Утро было холодным, хотя уже скоро воздух нагреется, и жара станет давящей и тяжелой. Эмма ускорила шаг. Оказавшись у дверей, она постучала, но ей никто не ответил. Она постучала громче. Снова молчание. Тогда девушка решительно толкнула дверь и вошла внутрь. В большой комнате с высокими потолками никого не было. Повсюду: на столах, на кроватях, на лавках – в беспорядке валялось имущество живших здесь мужчин. Оглядевшись, Эмма с облегчением выскочила на улицу и побежала к сараю. Тут ей наконец повезло. Она наткнулась на мексиканца, забрасывающего сено в пустое стойло. Имени его она не знала.
– Ты не знаешь, где Ропер? – спросила девушка. Oн поднял на нее круглое безмятежное лицо
– Ропер повторила они, – ты видел его?
– Да, – ответил мексиканец.
– Ты знаешь, где он?
– Он уехал, сеньорита. Рано.
Он сказал, куда? Когда вернется?
Мексиканец покачал головой:
– Он забрал винтовку, сел на лошадь и уехал.
Эмма почувствовала, что слабеет. Значит, это правда. Они остались одни.
Она поблагодарила мексиканца и побежала домой. Виктория всегда просыпалась рано, и Эмма решила не откладывать разговора. Она поспешила в комнату к сестре и тихонько постучала. Виктория открыла дверь, одной рукой втыкая последнюю шпильку в волосы. Лицо ее было встревоженным.
– Что стряслось? – Она знала, что, если бы все было в порядке, Эмма поджидала бы ее в гостиной. – Что-нибудь с Селией?
– Нет. –
То, что сказала Эмма, было так просто и ясно, что она не усмотрела в этом ничего необычного. Но увидев взволнованную Эмму, Виктория нахмурилась.
– Он выяснил, кто стрелял?
– Нет. – Эмма закрыла глаза. – Виктория, он уехал навсегда. Он собрал вещи, взял винтовку и уехал. Это было на рассвете. Мне сказал мексиканец.
Виктории показалось, что ее ударили в грудь. Она смотрела на Эмму и прислушивалась к ударам собственного сердца. Лицо ее стало белым как мел.
– Он… уехал?
– Да.
Странно, кажется, все вокруг умерло. Даже воздух стал густым и неподвижным. Слова вязли в нем. Она чувствовала, что Эмма обнимает ее и помогает сесть на кровать.
– Мы почти не выходим из дома, но теперь надо быть вдвойне осторожными. – Эмма хотела вернуть сестру к жизни, заставляя ее вспомнить о том, какие опасности им грозят. – Нам нельзя даже показываться на улице.
– Да, конечно, – еле слышно прошептала Виктория, – теперь Гарнет…
Да, теперь Гарнет волен делать все, что захочет. Только Джейк и удерживал его. Но он оставил их.
Солнце поднималось все выше. День разгорался, а Виктория продолжала неподвижно сидеть на кровати, потрясенная и раздавленная. Он предал ее, бросил. Неужели она была ему настолько безразлична, что он даже не удосужился сказать ей, что уезжает… Он сказал: «Доверься мне», и Виктория верила ему, как Богу. Она осталась в этом ужасном месте, она заставила остаться Эмму и Селию, и теперь им обеим придется расплачиваться за ее глупость. А цена будет высокой. Бог знает, какие испытания им предстоят, чтобы просто выжить. Они похожи на загнанных зверей, окруженных охотниками.
Джейк был единственным мужчиной, которого она любила. И от этого тяжесть нанесенной обиды становилась непереносимой. Война прервала нормальное течение жизни в Огасте, и Виктория не успела познать счастья, быть любимой, не успела полюбить сама. Она была настолько сдержанна, что ни один юноша не смог разбудить ее чувств. Джейку это удалось, и ради него она поставила на карту все. А он бросил ее так легко, будто она была шлюхой вроде Анжелины.
Эмма оставила сестру одну, и Виктория была ей за это благодарна. Ей самой надо было справиться со смертельной тоской, сдавившей сердце. Что такое гордость? Зачем она нужна? Разве она поможет добывать еду и одежду, защитить тех, кого любишь, за кого в ответе? И все-таки Виктория хваталась за нее, как за соломинку. Это ее единственное оружие. И когда она спустится вниз к завтраку, по ее лицу никто не догадается, какая буря пронеслась в ее душе.
Пройдет время, и Виктория переживет эту боль. Может быть. А может, и нет. Но сейчас ей надо думать о том, как выжить одним, без помощи Джейка. В доме они только в относительной безопасности. Впервые Виктория пожалела о том, что муж полностью, потерял рассудок. Раньше он про крайней мере заставлял Гарнета уважать святость домашнего очага.
Виктория ясно читала ненависть в глазах Гарнета, когда их взгляды встречались. Он постоянно следил за Селией, и на его лице отражалась безудержная животная страсть. Теперь перед Гарнетом не было никаких преград. Ему не составит труда застрелить Викторию, если она попытается встать на его пути. А в том, что и она, и Эмма, будут как львицы драться за Селию, Виктория не сомневалась.