Леди-служанка
Шрифт:
Лакей бросился открывать ему дверь, и только тогда Обри вспомнила о другом пациенте.
– Подождите, доктор! Скажите, а как там майор?
– Ах, боюсь, как всегда, – плотнее запахнув пальто от сырости, ответил Креншоу. – Если не считать пары синяков, с ним все в порядке, так что навещать его нет смысла. Миссис Дженкс приставила к нему смазливую девицу на ночь.
Значит, майор опять напился до бесчувствия. Теперь это происходило с ним с пугающей регулярностью, и его стычки с Обри давали повод для обсуждения и в замке, и в деревне. Слуги считали, что
С некоторой грустью она проводила взглядом экипаж доктора, едва различимый во мраке. Ей так хотелось поговорить с доктором, рассказать, каким когда-то был майор Лоример, объяснить, почему она считает, что с ним надо спорить, в то время как остальные его боятся.
Майор был самым близким другом ее отца, бесстрашным воином и прекрасным стратегом. Так случилось, что ее отец вытащил раненого Лоримера с поля боя под Ватерлоо, а сам погиб. Обри не могла смириться с тем, что майор остался в живых, а ее отец – нет, и ее возмущало, что теперь Лоример безрассудно тратил остаток своей жизни, невыносимо было думать, что ее отец впустую пожертвовал собой ради него.
Все ее просьбы прекратить пить были бесполезны, и она начинала бояться, что ничто не остановит Лоримера от медленного самоубийства, а слуги по-прежнему тайком будут смеяться над ее усилиями и строить предположения, почему их благопристойная экономка возится с опустившимся пьяницей, который ее ни во что не ставит и костерит на чем свет стоит.
Когда экипаж Креншоу исчез из виду и привратник стал опускать решетку, металлический скрежет вернул Обри к действительности: она медленно вернулась в дом, убеждая себя прекратить бесполезные попытки заботиться о Лоримере, что она всего лишь экономка.
Прошло десять дней. К счастью, состояние Айана значительно улучшилось. Синяки почти сошли, хромота уменьшилась, признаки астмы, которая долгое время мучила ребенка, особенно в осеннюю пору, вообще исчезли, и таким образом, в день открытия осенней ярмарки Обри все-таки отважилась пустить туда Айана.
Начало дня было теплым и ясным, как любое погожее осеннее утро в Сомерсете, и к половине одиннадцатого солнце уже согревало каменные плиты в нижнем дворе замка. Кухонные служанки упаковывали корзины с продуктами, в замке стояла необычная суета, все были как-то особенно возбуждены, и Обри наблюдала за приготовлениями с некоторым беспокойством.
Помня о характере майора, Обри поднялась, чтобы утихомирить слуг, чья болтовня во дворе замка громким эхом отражалась от каменных стен, и открыла дверь как раз в тот момент, когда из буфетной показались служанки Летти и Ида, которые несли кувшины с сидром. Девушки тревожно переглянулись, присели в реверансе и поспешили было уйти, но Обри, вместо того чтобы отчитать их за смех и излишне громкий разговор, непроизвольно окликнула одну из девушек:
– Летти, постойте!
Обе служанки резко остановились у двери буфетной.
– Да, миссис Монтфорд?
– Отнесите еще один бочонок для эля в пивной
Девушки улыбнулись и умчались со своими кувшинами. Посещение осенней ярмарки и пикник на деревенском лугу были для них целым событием. В этот единственный день в году Обри оставалась одна в доме, чему была очень рада. Слуги усердно трудились, чтобы превратить замок Кардоу в приличное место, удобное и комфортное, и ежегодная ярмарка не такая уж большая награда за их нелегкий труд.
А Айан? Ну что ж, ему уже почти восемь: не вечно же Обри нянчиться с ним. Мистер Дженкс, старший садовник, и его жена, повариха, любили его как внука. Мальчику очень нужно в жизни мужское влияние, а кроме того, убеждала себя Обри, он вполне выздоровел, чтобы отправиться на ярмарку, да и доктор был не против.
Когда в коридор упала чья-то тень, Обри подняла голову и увидела мистера Брустера, которого прислали из фирмы «Симпсон и Верней» проследить за сносом развалин западной башни. Молодой человек был при параде и держал в руке шляпу.
– А вы поедете на ярмарку, миссис Монтфорд?
– Нет, мистер Брустер, – улыбнулась ему Обри. – Ведь кто-то же должен остаться в доме.
– Но почему вы? – удивился Брустер. – Такой чудесный день сегодня.
– Надо приготовить кофе для майора, – неуверенно сказала Обри, хотя это и не было причиной: просто она не хотела оставлять замок без присмотра. – И потом, вдруг он позвонит.
– Помилуй бог, миссис Монтфорд! – рассмеялся Брустер. – За ту неделю, что я здесь, этот колокольчик не звякнул ни разу.
– И все же я не могу поехать, – покраснев, повторила Обри, – а вы поезжайте. Знаете, я дала всем работникам выходной, так что никто не растащит ваши камни.
– Очень жаль, мадам. – Брустер с улыбкой водрузил шляпу на голову и, чуть пригнувшись, чтобы не удариться о широкую дубовую притолоку, вышел во двор, где уже загружался экипаж.
Обри, немного приуныв, вернулась в свою гостиную.
К этому молодому человеку она относилась как к равному. В Кардоу они оба считались служащими самого высокого ранга, и остальные обращались с ними иначе, чем, например, с Певзнером, который до приезда Обри управлял распущенным штатом прислуги и допускал фамильярные отношения.
– Мама, я готов, – донесся до Обри тоненький голосок.
Она обернулась и, присев в волнах черного бомбазина, прижала к себе Айана.
– О, какой ты красивый! Будь хорошим мальчиком, слушайся мистера Дженкса и не…
– Я знаю, – перебил ее Айан, – «не переутомляйся».
– Да, милый, именно так: не переутомляйся.
Обри по привычке пригладила мальчику волосы и заглянула в глаза – в такие же, как у ее отца и сестры Мюриел, синие глаза Фаркварсонов, которые она видела на вставленных в рамы старинных портретах, висевших в галерее Крагуэлл-Корта. Строгие, суровые шотландские лица – Обри никогда не думала, что будет скучать по ним, – но теперь ей их очень недоставало. Обри подавила минутную тоску по дому, но Айан все же заметил печаль в ее взгляде: