Леди в саване

Стокер Брэм

Когда в добрую старую Синегорию приезжает гость, которому хотят оказать честь, господарка, как на местном языке называют хозяйку дома, выходит встретить гостя в дверях — или, точнее, перед входом — и сама вводит его в дом. Делается это очень торжественно, и, говорят, во времена давних королей монарх всегда придавал большое значение этой церемонии. По этому обычаю господарка, приблизившись к почетному гостю (не обязательно королевской крови), склоняется перед ним, а точнее, преклоняет колена и целует ему руку. Историки так поясняют смысл этого обычая: женщина, выказывая послушание своему мужу, как всякая замужняя женщина в Синегории, подчеркнуто проявляет послушание перед гостем мужа. Обычай всегда соблюдается до мелочей, когда молодая жена впервые принимает в своем доме гостя, особенно такого, которого муж ее желает почтить. Воеводина, конечно, была осведомлена о том, что мистер Мелтон Ваш родственник, и, естественно, хотела провести церемонию встречи безупречно, тем самым воздавая должное достоинству своего мужа.

Когда мы вошли во двор, я, конечно же, отступил назад, потому что почетную встречу оказывают только гостю

и никому другому, как бы ни был он славен. Разумеется, мистеру Мелтону неведом этикет синегорцев, а значит, его нельзя ни в чем винить. Увидев, что кто-то появился в дверях, он вместе с лакеем двинулся ко входу. Я думал, он собирался шумно кинуться ко встречавшей его. И хотя это не соответствовало обычаю, такое поведение было бы естественным для молодого родственника, желавшего проявить внимание к молодой жене хозяина дома, и такое поведение все бы поняли и простили. Тогда мне это не пришло в голову, хотя теперь думаю, что в то время он, наверное, еще не слышал про женитьбу Вашей чести, и, надеюсь, вы примете во внимание это обстоятельство, когда будете судить о поведении молодого джентльмена. Он, к несчастью, не проявил никаких признаков радости. Наоборот, казалось, хотел подчеркнуть свое безразличие к происходящему. По моему мнению, он, видя, что ему оказывают почести, воспользовался ситуацией, чтобы утвердиться в собственных глазах — после того, как его самомнение очень пошатнулось в эпизоде с женой виночерпия.

Воеводина, несомненно желая, Ваша честь, добавить великолепия церемонии, облачилась в одеяние, которое весь народ теперь полюбил и принял как торжественное убранство. Она облачилась в саван. Нас всех, наблюдавших за церемонией встречи, глубоко тронул этот ее выбор. Но мистеру Мелтону, казалось, было все равно. Когда он только приближался к дверям и был за несколько ярдов от нее, она опустилась на колени. Он же остановился, повернулся к лакею, чтобы сказать тому что-то, вставил монокль в глаз и огляделся. Не посмотрел он только в сторону господарки, которая стояла на коленях и ждала момента, чтобы сказать ему: «Добро пожаловать». В глазах горцев, которые были в поле моего зрения, я заметил растущую враждебность к гостю. И тогда, надеясь воспрепятствовать открытому ее проявлению, что, как я знал, повредило бы и Вашей чести, и воеводине, я сурово нахмурился и посмотрел прямо в глаза горцам. Они поняли меня, потому что на какое-то время вновь обрели свое величавое спокойствие. Воеводина, должен сказать, выдержала испытание с честью. Ни один смертный не разглядел бы у нее на лице и намека на огорчение или хотя бы удивление. Мистер Мелтон так долго стоял, оглядываясь вокруг, что я и сам сумел успокоиться. Наконец он, казалось, вспомнил, что кто-то ждет его, и, не торопясь, двинулся вперед. Его манеры были столь оскорбительны — обратите внимание, не намеренно оскорбительны, — что горцы начали тихонько продвигаться ко входу. Когда он приблизился к воеводине и она протянула свою руку, чтобы взять его, он подал в ответ только палец! Я слышал, как глотнули воздух горцы, теперь окружавшие меня, а ведь я и сам подошел ко входу. Я решил, что лучше держаться поближе к Вашему гостю, как бы с ним ничего не случилось. Воеводина по-прежнему не теряла самообладания. Поднеся протянутый ей гостем палец к губам с таким видом, будто это была королевская рука, она склонила голову и приложилась к нему. Совершив все, что диктовал обычай, она уже собиралась встать, как гость порылся в кармане, достал соверен и предложил ей. Лакей протянул было руку, чтобы отвести хозяйскую руку назад, но опоздал. Я уверен, Ваша честь, что это было непреднамеренное оскорбление. Он, несомненно, думал, что оказывает некую любезность, вроде той, когда в английском доме дают «чаевые» домоправительнице. Однако же для женщины положения Вашей жены это действительно было оскорбление, явное и недвусмысленное. Точно так же восприняли происходившее горцы и, как один, выхватили кинжалы. На какой-то миг сама воеводина утратила хладнокровие, ее лицо стало пунцовым, звезды в ее глазах зажглись багровым огнем, и она вскочила на ноги. Но тут же овладела собой и, как казалось, подавила свой справедливый гнев. Она смиренно взяла руку гостя, подняла ее — Вы же знаете, какая воеводина сильная, — и переступила с ним порог, произнеся при этом:

— Добро пожаловать, родич моего мужа, в дом отца моего, а теперь и дом моего мужа. Оба они сожалели, что обязанности заставили их на время отлучиться, и поэтому они не смогли вместе со мной приветствовать вас.

Ваша честь, говорю Вам, это был урок, который каждый, кто видел происходившее, навек запомнит. Она всем нам показала, как не уронить свое достоинство. У меня аж мурашки по телу пошли, и мое старое сердце, радуясь, подскочило в груди.

Позволю себе предположить как верный Ваш слуга, который за многие годы немало повидал, что Вашей чести, по-видимому, пока ничего не известно о том, о чем я, по Вашей просьбе, сообщаю Вам. Не сомневайтесь, воеводина сама вам расскажет все, что Вы пожелаете узнать. Но сдержанность с Вашей стороны будет для нее благом, впрочем, может быть, и для Вас тоже.

И чтобы Вы все знали, как Вам того хотелось, чтобы у Вас было время составить такое отношение к событиям, какое считаете нужным, я посылаю этот отчет Вам сразу же, с гонцом. Будь здесь аэроплан, я бы сам им воспользовался. Я вскоре уеду отсюда в Отранто, чтобы дождаться прибытия сэра Колина.

Верный слуга Вашей чести

Рук

Заметки Джанет Макелпи

августа 9-го, 1907

Мне видится некая предопределенность в том, что Руперта не было дома, когда приехал этот ужасный молодой человек, Эрнст Мелтон, хотя, возможно, будь Руперт с нами, он не

посмел бы вести себя так скверно. Конечно же, я все узнала от горничных; Тьюта ни словечка не сказал мне об этом. Плохо и глупо с его стороны было уже пытаться поцеловать такую приличную молодую женщину, как Джулия, которая золото, а не человек, и скромна, все равно что девушка с наших гор; но оскорбить Тьюту!.. Мелкая тварь! Да самый последний идиот из дома умалишенных в тропиках, где уже жара сводит с ума, поступил бы разумнее! Если Майкл, виночерпий, собирался убить его, то интересно, что бы сделали Руперт и ее отец? Как все-таки я благодарна Провидению, что Руперта здесь не было в тот момент. Хорошо, что и меня при этом не было, а то бы я выставила себя на посмешище, что Руперту не понравилось бы. Он, эта мелкая тварь, уже по одеянию дорогой моей девочки мог бы догадаться, что перед ним кто-то непростой. Но по одной причине все же жаль, что я не видела ее тогда. Мне говорили, что она, сохраняя достоинство, была сама королева и что ее смирение, когда она встречала родственника со стороны мужа, будет служить теперь примером всякой женщине в этой стране. Не проговориться бы Руперту, что я слышала про этот случай. Потом, когда все минует и этот молодой человек благополучно покинет нас, я расскажу ему. Мистер Рук — адмирал Рук, следует сказать, — должно быть, на самом деле замечательный человек: ведь как держал себя в руках! А мне-то говорили, что в молодые годы он был похуже самого старины Моргана с Панамы. [111] Мистер Эрнст Роджер Хэлбард Мелтон из Хамкрофта, графство Сэлоп, и не догадывался, что ему могли «переломить хребет».

111

Генри Морган (1635–1688) — британский офицер и знаменитый капер, разбойничавший у берегов Панамы. В 1672 г. был арестован и препровожден в Англию, где в 1674 г. — вместо наказания — был произведен в рыцари.

К счастью, я услышала о его встрече с Тьютой прежде, чем он зашел ко мне, ведь я вернулась с прогулки, когда он уже прибыл. Передо мной был прекрасный пример Тьюты, и я решила, что при любых обстоятельствах покажу себя воспитанной женщиной. Но я и не представляла, какой презренный это был человек. Подумать только, сказал мне, что я возгордилась из-за того положения, которое Руперт занял здесь, ведь я была его гувернанткой! Сначала он вообще сказал «нянькой», но потом запнулся, поправился, будто вспомнив о чем-то. С радостью признаюсь, что я и глазом не моргнула. Хорошо, что не было с нами сэра Колина, потому что я нисколько не сомневаюсь, что если бы он услышал это, то сам бы «переломил хребет» гостю. Отсрочка у мистера Эрнста недолгая, потому что сегодня утром Руперт получил отправленное с Гибралтара письмо, где говорится, что сэр Колин со всем его кланом прибудет вскоре после письма. Он зайдет в Отранто на тот случай, если кто-нибудь сможет оттуда проводить его к Виссариону. Дядя рассказывал мне, как этот молодой грубиян протянул ему вместо руки палец в конторе мистера Трента, но, конечно же, дядя и виду не подал, что заметил этот жест. Не сомневаюсь, что, когда сэр Колин приедет, этому молодому человеку, если он еще будет здесь, придется вести себя как надо, хотя бы только из-за сэра Колина.

То же (позже)

Я едва успела закончить свои записи, как дозорный с башни оповестил нас, что «Тьюта» — так Руперт назвал аэроплан — показалась над горами, на своем пути из Плазака в Виссарион. Я поспешила увидеть, как он прибудет, ведь я еще не видела Руперта на его «аэро». Мистер Эрнст Мелтон тоже появился. А Тьюта, конечно же, опередила всех нас. Она, похоже, инстинктивно догадывается о возвращении Руперта.

Это было красивое зрелище — маленький аэроплан, с распростертыми, будто у птицы, крыльями, парил высоко над горами. Руперту с его спутником приходилось преодолевать встречный ветер, а иначе мы бы и до башни дойти не успели, как они были бы здесь.

Когда же «аэро» начал снижаться по ближнюю сторону гор, которые в какой-то мере были ему защитой, скорость его стала необыкновенной. Но мы, конечно, не могли бы сказать, просто глядя на него, с какой скоростью он шел. Только видя, как быстро горы и холмы отступали назад от летящей машины, мы сумели заключить, что скорость ее очень велика. Когда она оказалась над предгорьем, что в десяти милях отсюда, машина стремительно заскользила вниз, а когда подлетела совсем близко, то немного поднялась в воздухе, затем, будто стрела, выпущенная из лука, опустилась на башню, плавно двинулась к месту крепления и застыла. Позади Руперта сидел воевода, и, должна сказать, он держался за переборку крепче, чем Руперт за штурвал.

Когда они спустились, Руперт со всей сердечностью приветствовал своего кузена в Виссарионе.

— Как вижу, — сказал он, — ты уже познакомился с Тьютой. Теперь можешь поздравить меня, если хочешь.

Мистер Мелтон долго расхваливал ее красоту, но потом, прервав свои похвалы, сказал что-то о неудачном выборе наряда, имея в виду погребальную одежду. Руперт рассмеялся и, хлопая его по плечу, пояснил:

— Это одеяние, похоже, станет национальной одеждой всех патриоток Синегории. Когда ты кое-что узнаешь о значении этого наряда для всех нас, ты поймешь. А пока прими к сведению, что нет человека среди синегорцев, которому не нравился бы этот наряд и который не славил бы Тьюту за то, что она носит его.

Грубиян же ответил такими словами:

— В самом деле? А я думал, что вы готовитесь к балу-маскараду.

На это злое замечание Руперт откликнулся довольно раздраженно:

— Не советую тебе думать подобным образом, пока ты в этих краях, Эрнст. Здесь хоронят людей и за куда меньший проступок.

Грубияна, казалось, что-то поразило — то ли смысл сказанного Рупертом, то ли манера, в которой это было сказано, — потому что он несколько секунд молчал, прежде чем заговорить.