Ледник Плакальщиц

Полумиско Майя Георгиевна

Татьяна провожает еще через полдюжины коридоров. Я запоминаю две лестницы: второй этаж. Полутемный коридор. Бежевые стены, под ногами что-то пугающе мягкое, я останавливаюсь, едва на выронив коробку, и трогаю: это ковер. Точно ковер, в трейлере тоже был.

Татьяна смотрит на меня странно, вздыхает.

Она еще потом говорит про полотенца, пижамы, зубной порошок и щетки. Мы едва слушаем: комната. Правда. Настоящая комната – с двумя кроватями друг напротив друга, на них пижама и полотенце. Шкаф. Стол, два стула. Можно включать электрическую лампочку – вот выключатель. Напротив двери – санузел. Я решаюсь

спросить про душ, и Татьяна пожимает плечами – мол, сейчас вода будет холодноватой, но если с дороги не терпится помыться, то пожалуйста. Никаких ограничений.

– Завтрак в восемь, не опоздайте.

Она кивает на стену, где висят часы. Круглые. Корпус из синего пластика, черные цифры, белый циферблат.Татьяна о чем-то догадывается, потому что спрашивает:

– Умеете заводить будильник?

Я киваю.

До интерната, до гонгов и речей Великого Вождя, приходилось. У папы было несколько часов и других приборов – телескоп, секстант, теодолит.

– Вот и отлично. Спокойной ночи.

Она уходит.

Мы не решаемся сесть на кровать. Располагаемся прямо на полу —Аленка напротив меня, пол теплый, тоже обит ворсистым ковром. Сидеть приятно. Открываем коробки – в них бутерброды с мясом, яблоко и стеклянная банка, внутри которой – ягодный сок, который немного пахнет тем самым мылом.

– Клубника, – читаю я надпись на банке. Аленка улыбается и пьет его.

Потом она начитает беззвучно смеяться.

Глава 6

Конечно, мне не нужно никакого будильника. Я с трудом вспоминаю, сколько лет провела в «Солнышке» – восемь? Девять? – но рутина пробуждений в пять утра стала как цвет глаз или волос. Я просыпаюсь и начинаю отсчитывать десять минут. Потом вспоминаю.

Здесь светлее, чем в предутренней спальне интерната: окно не очень большое, над столом, зато решеток нет. От него слегка тянет прохладой. Одеяло объемное и теплое. Я в коричневой пижаме. Рядом тихонько спит Аленка —такая маленькая, что ее нельзя даже разглядеть в подушечно-одеяльной норе.

Можно поспать еще, понимаю я. Завтрак в восемь, сказала нам Татьяна. Это целых три часа. Немного меньше – надо успеть умыться и одеться, и все равно, просто огромная куча времени.

Я засовываю руку под подушкой и нащупываю фигурку. Сейчас можно разглядеть подарок Эллы: это женщина в коленопреклоненной позе, вырезана из полупрозрачной кости оленя или медведя. Работа довольно грубая, и все же воочию представляю жрицу-Плакальщицу; говорят, они носят только легкие покрывала из шелка, но холод не причиняет никакого вреда, ведь они служат самой ледяной богине, а та благодарит за… сочувствие, должно быть. Если задуматься, это глупо. Коллектив запрещает веру в Инд, и тут я склонна согласиться. Никаких богов не существует.

Но фигурка красивая. Я убираю ее обратно под подушку и пытаюсь задремать, в конце концов, у меня это получается.

Мне снится то, что обычно – тундра и цветы, и наша семья. Мы никогда не были обычными, если понимать то, что рассказывали другие девочки. Никаких спокойных семейных обедов, походов на работу по фабричному гудку каждое утро. Иван Лю говорил о родителях то, что долгое время как будто скрывала от себя же, как будто прятала в какой-то невероятной глубине. Но так нельзя,

и вот я здесь, и мое прошлое напрыгнуло, как молодой дурной еще от весеннего задора олененок. Первоцвет так делал, пока был маленьким. И пока жевал панталоны. Ладно, панталоны он жевал и после.

Ледник Плакальщиц часто являлся в мои сны.

Мама рассказывала мифы и легенды, но я никогда не воспринимала буквально. Зато образы изо льда и нерожденного дыхания проникали сквозь пленку сознания и являлись в сновидениях.

А отец рассказывал другое – про технику, про города. Наша Республика Индар, на самом деле, считал он, не такая уж могущественная и сильная, как говорят Великий Вождь и Коллектив. Мы вполне могли бы проиграть в войне – ну да, все тому же Хофешу, но только Хофеш пока слишком далеко.

Они посылают к нашим берегам корабли, объяснял отец. Только не с той стороны, где разведанная часть моря, а с другой – по ту сторону Ледника, туда очень сложно проникнуть, ведь сам Ледник практически непреодолим. Это и защита земель Индара – люди Хофеша точно так же не способны пролезть к нам.

Мне снится Ледник в огне, и чужаки в неприятно-пестрой одежде, у нас такую не носят. Говорят, в Хофеше нет никаких правил по униформе, ты можешь сочетать синее Сферы Науки с зеленым Аграриев, да еще добавить белое Воспитание, даже нацепить золото Управление – никто и слова тебе не скажет. Не говоря уж о расстрелах.

Почему-то эти рассказы меня немного пугали. Если увижу человека в пестрой одежде, спрашивала отца, что должна сделать? Выстрелить? Закричать и убежать?

В такие моменты Нико обязательно прислушивался, чтобы потом тоже начать закидывать отца вопросами, а мама сердилась: мы, мол, слишком маленькие, чтобы забивать нам головы политикой. Но вообще-то про политику было не так уж скучно.

Хотя про науку и про легенды мне нравилось больше.

Во снах люди в пестрых одеждах перебираются через переливающийся свет Ледника Плакальщиц. Они спускаются прямо по неприступному льду, надвигаются на нас, словно жуткая многоцветная толпа – орда муравьев, на которых облили несколько ведер краски. Гигантских муравьев с носами-жвалами, острыми зубами и когтями, и это и не люди вовсе.

Похожие кошмары, насколько знаю, снились почти каждому в Солнышке. Мы дети врагов народа, но мы все еще часть Народной Республики Индар. Немного иронично, как по мне.

Теперь эти сны смешиваются с плачем, и я словно бы слышу женский голос – это мама, но и не совсем. Не могу не думать про Всеобщую Матерь. Так называли богиню Инд. Такова ее сущность – помимо всей жути, связанной с концом и началом света, холодом-до-начала, жаром-после-конца.

Наверное, кровать слишком теплая; ну и ржавчины на ней нет, а я совершенно точно не привыкла ни к чему подобному.

Второй раз я просыпаюсь, если верить часам, в шесть пятнадцать. Верчусь, достаю и прячу фигурку. Уснуть больше не выходит, не стоит и пытаться. Напротив по-прежнему гнездо из пышной белой подушки и одеяла в белом же пододеяльнике, так что я встаю аккуратно, осторожно, чтобы не разбудить Аленку. Выхожу в пижаме в коридор, ожидая увидеть толпу людей, но никого нет. Я вспоминаю, что не взяла полотенце, возвращаюсь за ним – оно большое, пушистое и теплое. Прижимаю к лицу: пахнет клубникой, как вчерашний сок и мыло.