Ледобой
Шрифт:
Во главе засадной дружины полуночников стоял, по всему видать, умудренный вой. Оттнир тоже увидел, что противники берут верх, зашагал туда-сюда. Если сейчас в сечу вступит засадная рать находников, горожанам не удержать скользкой победы.
– Изготовиться! – рявкнул Безрод.
Воевода засадных оттниров непременно бросит свою дружину вперед, ломать боянскую удачу. Эти три сотни, вонзись они в сечу, пересилят зыбкую удачу Сторожища. То-то воевода полуночников косится в лес, знает, что вот-вот из чащобы выметнутся лесные призраки. Оттнир что-то крикнул, его засадная дружина подхватилась и громогласно выдохнула боевой клич.
– Мои вои, – нараспев крикнул Безрод. – Три сотни на нас, один-втрое станем биться! Даже стрелами не всякий раз достанешь! Пришел наш черед головы класть, и, наверное, поляжем все! А вы говорили,
Рядяша рассмеялся первым, остальные дружно подхватили. Горьким вышел тот смех. Предводитель запасной дружины повернулся к лесу, прислушался, помедлил мгновение и прокричал:
– Вперед, воинство Тнира!
Громогласно взревывая, топоча и бряцая оружием, полуночное воинство понеслось в сечу, рубить мечами и секирами боянские ряды и вертеть удачу на полночь.
– Пошли! – рявкнул Безрод. – В кои-то веки оттнир первым побежал. Шустер подлец, аж под ногами горит!
Вои грянули таким громогласным хохотом, что добрая половина засадной дружины полуночников с шага сбилась, едва не споткнулась. Предводитель оттниров мрачно сплюнул на бегу, недобрый знак.
– Ратник с нами! – крикнул Сивый и первым выметнулся из лесу, на бегу натягивая лук.
Боян стреляет стоя, на скаку, на бегу. Лесные призраки успели сделать лишь несколько выстрелов. На бегу спуская тетивы, люди Безрода выбежали наперерез оттнирам. С полсотни находников так и не поднялись, жаленные стрелами насмерть и затоптанные соратниками.
Рядяша бросил секиру, подобрал кем-то брошенную ладейную скамью, и будто ураган, врубился в саму гущу. Как в песне пелось, махнет – улочка, отмахнет – переулочек. Огромная скамья на двоих гребцов, с руку толщиной, длиной во весь немалый Рядяшин рост, мерно взлетала и опускалась на головы, и не было от нее спасения. Ни мечом, ни щитом, ни секирой от дубовой балки не защититься. Рядяша укрывался ею как щитом, бил как дубиной.
Обоерукий Щелк завернулся в смертоносное, блистающее кружево, что сплел секирой и мечом, бормотал «трое», «трое» и рубил всех, кого видел. Посчитал, что должен оставить на земле не меньше трех оттниров, пока ляжет сам. Взялся с тремя разом, ужом вертелся, бил всяко – снизу, сверху, справа, слева. Первому страшным ударом секиры разрубил шею, пинком в живот отбросил прочь. Клинком отвел мечи остальных, дал провалиться, и, не отводя меча из сцепки, ударил секирой. Разбил щит, достал полуночника в руку. Пропустил мечи оттниров, шедшие снизу вверх, резко присел и мало не по самый обух всадил секиру в ногу третьему полуночнику. С колена мечом достал последнего, с раненой рукой. Прикончил всех, и, тяжело дыша, засобирался встать. Не смог, затрясся, ровно в приступе лихоманки. Последний оттнир рассек ногу, чуть ниже бедра. Так и остался рубиться стоя на колене.
Братья Неслухи уж давно приноровились биться втроем. Не глядя, знали, где который, вокруг только свистело и падало наземь. Двое шли вперед, третий прикрывал со спины. Все трое ревели, чисто быки в засуху, мечами воздух в круговерть мутили. Один брат только принимал меч противника, а другой уже бил. Не любили Неслухи щитов, никогда за ними не прятались. По мечу сверкало в каждой руке. Успевали и своего остановить и братнего посечь. Уж как в сказке сказывалось, было у старика три сына…
Как бился старый Стюжень, дивились не только свои, но и чужие. Про то лишь песни складывать, да отрокам сказывать. Немногие видели старика в рубке, стычки в городе не в счет. Старик скрещивал с оттниром меч, и если тот был без щита, кулаком охаживал в лицо. Был тот со щитом – открытой ладонью стучал в щит, валил наземь тут и резал, чисто жертвенную скотину. С одного удара валил наземь, видать, в молодости быков играючи ронял. Человек же не бык, иные замертво падали, когда Стюжень в лицо попадал.
Истекающий кровью Люб рубился из последних сил. Прилетевшая откуда-то секира ударила парня в бок и сломала несколько ребер. Самый младший в дружине перехватил меч в другую руку, подобранный щит и вовсе бросил, недолго поносил. Полуночник, вставший перед парнем, с хищной улыбкой неторопливо ударил справа, в больной Любов бок. Боян отбил удар, зажав рану левой рукой. Оттнир ударил еще раз, Люб с трудом отбил и встал, опустив руки. Парень качался и водил по сторонам мутными глазами. Оттнир зловеще ощерился, занес меч… и вдруг ожил Люб. На миг в глазах прояснилось, младший зло взглянул исподлобья и опередил оттнира, сунув
Дружина Безрода таяла, как снег на солнце. Встала между рекой и лесом на узкой дорожке и держалась до последнего. Круг, отбиваясь от троих, дважды раненный, затянул хриплым голосом старую млечскую песню. Знал, что не допоет до конца, знал, что нужно беречь дыхание, но затянул. Не пригодится больше дыхание. Первого сразил, и, видя, что не поспевает, что сил не хватает, сам бросился на мечи. Поймал собственными боками, и пока оттниры возвращали клинки, одним ударом разрубил обоим горла. Над млечем встал Моряй и не подпустил никого добить. Так и рубился над телом, пока Круг сам не испустил дух.
Безрод взялся с бывалым урсбюнном, предводителем запасной дружины, и только схватившись, понял, на какого противника нарвался. Воевода оттниров знал о мече все, наверное, под солнцем не осталось тайн для старого. Холодно глядел на Безрода почти белыми глазами, и как будто слиплись два меча. Куда иголочка, туда и ниточка. Сивый отпрыгнул назад, хотел разорвать сцепку, но урсбюнн, скакнув следом, не дал. Через клинок знал намерения Сивого, как если бы тот говорил вслух. Безрод ухмыльнулся, на короткое мгновение бросил взгляд куда-то за полуночника и коротко бросил: «Давай!» Оттнир еле заметно скривился, разорвал сцепку и молниеносно полоснул у себя за спиной. Думал, кто-то подобрался сзади и готовит смертельный удар. Никого не нашлось, только отдельные жаркие схватки, даром пропал сильный удар. Отдавая врагу должное, бывалый воин кивнул, и стало настоящее противостояние. Урсбюнн рубился отменно, несколько раз достал Безрода, пустил кровь. И быть Сивому разваленным на части, не сложись он вбок, как тогда, на плесе, старый воитель даже губы поджал от восхищения. А Безрод сделал то, что делает лишь один из тысячи – обрушил на противника град ударов: сверху, снизу, справа, слева; ударил по ногам, и когда полуночник ловко прижал меч Безрода к земле, а клинки на короткое мгновение замерли внизу, Сивый крепко схватил меч оттнира за лезвие. Урсбюнн дернул к себе, вырывая, но тщетно. Сивый даже не порезался и мертвой хваткой держал лезвие плашмя, не касаясь режущей кромки. Скорее молнии полоснул по руке, державшей меч, и когда полуночный воевода отпустил оружие, дал тому умереть быстро. Этот боец желанный дружинник в рать его бога, могучего Тнира. Он тоже забирает самых лучших. Безрод перехватил меч оттнира за рукоять и пошел раздавать смерть направо и налево с обоих мечей.
Нашла коса на камень. Здоровенный оттнир, под стать мучителю быков Рядяше, подхватил с земли такую же скамью и пробился к бояну. Здоровяки успели только по разу оходить друг друга. Скамьи у обоих разлетелись, и страшно заныли отбитые ладони. Искать оружие не стали, сцепились врукопашную. Жутким ударом Рядяше едва не снесло пол-лица, а сам с левой руки свернул полуночнику челюсть. Ровно быки, перепахали под собой землю, схватились грудь в грудь и, что было дурных сил, давили друг друга могучими руками. Трещали ребра, оба поединщика ничего не видели от боли, знали только, что стоять останется лишь один. И смял-таки Рядяша полуночника, треснул у того хребет, и рыжий оттнир обмяк. А боян, превозмогая боль в сломанных ребрах, развел руки, выпустил мертвого врага и остался стоять, ровно дуб в чистом поле, пока не поймал грудью шальной меч. Без счету оттниров накрошил Рядяша вокруг себя, тех, что первыми полегли под страшной скамьей, даже видно не стало. Гору трупов увенчал собой.
И когда Безрод усталым взором оглядел бранное поле и чутьем, что дается одному на тысячу, углядел в мешанине тел и мельтешении оружия колесо судьбы, облегченно выдохнул. Сивый увидел тот единственный удар, который развернул колесо судьбы в нужную сторону. Медленно разгоняясь, колесо понеслось на полдень. Решающий удар нанес Гремляш, и в суматохе жаркой схватки проступило лицо судьбы, и оказалось оно курносо и по-боянски стрижено.
От всей дружины Безрода осталась лишь горстка воев, полуночников немногим больше. Лесные призраки даже оглянуться назад не смели, что там увидят? Как доламывают горожан, и получится, что затея с вылазкой ни к чему не привела? Что они напрасно разбрасывались направо и налево своими и чужими жизнями? Лучше биться до конца и не оборачиваться. И только Безрод знал истину и усмехался в бороду.