Ледокол 2

Суровов Виктор

Жуков с большой обеспокоенностью докладывал, что большинство стрелковых дивизий укомплектованы личным составом на 40-60 %, количество новой авиационной техники составляет 21 %, новых танков – 15 %. Многие танковые и механизированные дивизии вообще были укомплектованы танками на 15-20%. Говорилось, что для доукомплектования войск приграничных военных округов до штатов военного времени надо провести общую мобилизацию и в целом для приведения Вооруженных сил в боеспособное состояние нужно еще минимум 1,5-2 года.

* * *

Слово

Резуну:

«…В апреле 1941 г… тайно развернуто пять воздушно-десантных корпусов. 12 июня 1941 г. в Красной Армии создается Управление воздушно-десантных войск, а в августе – еще пять воздушно-десантных корпусов. После полного укомплектования каждая из этих трех армий должна была иметь в своем составе 2350 танков, 698 бронемашин, свыше 4000 орудий и минометов, более 25 000 солдат и офицеров. Ни в Германии, ни в какой другой стране мира не было ничего подобного. Каждая из этих армий по количеству танков была равна половине Вермахта…» [47]

Или вот о знаменитом и мощном Втором эшелоне, который должен был, как предполагает автор «Ледокола», в несбывшейся наступательной войне Сталина уже в августе 41-го захватить плацдарм на Одере:

«Каждая армия Второго стратегического эшелона создавалась… – в районе концлагерей (ГУЛАГа); мужики там к порядку приучены, в быту неприхотливы и забрать их из лагерей легче, чем из деревень…».

А теперь расшифруем. Резун как бывший военный разведчик, пусть и бежавший в Великобританию, не может не знать:

1) что отдать приказ о создании или развертывании можно не только в один день, но в одну минуту – но в один день и даже месяц создать такое в реальности невозможно;

2) про одни и те же три армии нельзя одновременно утверждать три взаимоисключающиеся вещи:

а) будто каждая уже в реальности равна половине вермахта;

б) будто каждая могла такой стать только после полного укомплектования;

в) что (тут логично) ни в какой стране мира (в том числе и в СССР на июнь 1941-го года) не было ничего подобного.

А что было? Сильномогучий Второй эшелон. Из зеков. С командирами-зеками. Про которых, поминая попутно офицера и зека Солженицына, Резун утверждает: «Каждый из них – горящий желанием делом и кровью… вернуться на высоты, с которых Сталин его сверг».

Теперь послушаем самого Солженицына:

«Но вот наступила самая справедливая война при самом справедливом строе – и вдруг обнажил наш [48] народ десятки и сотни тысяч ПРЕДАТЕЛЕЙ… А это прежде всего те, по чьим семьям и по ком самим прошлись гусеницы Двадцатых и Тридцатых годов… Или сам тонул и выныривал по лагерям и ссылкам, тонул и выныривал… Обо всех таких у нас говорят… с презрительной пожимкой губ: «обиженные советской властью», «бывшие репрессированные», «кулацкие сынки», «затаившие черную злобу к советской власти».

Не будем обсуждать, как, кого и насколько несправедливо обидели. Возьмем факт: обидели (и обиделись!) сотни тысяч, миллионы. Из этого факта следует другой факт: Сталин, даже не будучи гением,

а будучи просто не олигофреном, физически не мог надеяться на «ударную силу», сформированную из фактически обиженных и потенциально затаивших злобу – а не то что делать ставку на них при захвате «плацдармов» на Одере. Уж они бы ему такие «плацдармы» наподдавали, если б не были вкраплены в кадровые соединения и части!

Из вышесказанного вытекает третий факт: либо бывший офицер-«аквариумист» В.Б. Резун был никудышным офицером и разведчиком, либо он вновь солгал, объявив плодотворную гипотезу заведомо исчерпывающей правдой. Ведь должен же любой мало-мальски соображающий офицер и разведчик отличать:

1) перевозку в эшелоне (время в пути) от создания стратегического эшелона (месяцы, а то и годы);

2) «бригады» зеков от профессионально обученных батальонов;

3) и, наконец, приказ (директиву) о формировании армий от самого кропотливого формирования?.. [49]

* * *

Таким образом, если взвесить все политические и военно-стратегические обстоятельства того времени, то можно сказать со всей определенностью: объективно упреждающий удар со стороны СССР в 1941 г. исключался по нижеследующим причинам.

Прежде всего, не было никакого документального подтвержденного политического решения о превентивной войне против Германии. Цитаты из высказываний Ленина 1915 или 1920 гг., последующих советских лидеров ничего не доказывают, ибо политические решения принимаются исходя не из громких лозунгов, а в соответствии с конкретной, сложившейся на данный момент обстановкой. Уже одного этого обстоятельства достаточно для опровержения версии Геббельса-Резуна, т. к. без подобного официального решения никто войну начать не мог.

Некоторые «историки» говорят, что, мол, отсутствие документального подтверждения вызвано тем, что Сталин следов не оставлял. Какой же надо обладать фантазией, чтобы представить, что целое государство может вступить в войну без всяких утвержденных на самом высоком уровне документов и распоряжений правительства? На основе чего проводить всеобщую мобилизацию, перевод экономики в стране на военное положение и т. п. и т. д.?

Почему-то для войны с Финляндией такое решение было. Принимались соответствующие документы и в правительстве, и в ЦК ВКП(б). (Например, на отмобилизование 800 тыс. резервистов, по другим крупным военным мероприятиям.) А в большую войну с Германией СССР, если верить «Ледоколу», должен был вступать лишь по устному указанию Сталина? [50]

Не принималось политическое решение вступить в войну с Германией и по другой причине. Советское руководство не могло не понимать, что СССР и его армия еще не готовы воевать. Экономика на военные рельсы переведена не была. Главная ударная сила сухопутных войск – механизированные корпуса – не могла быть использована для наступления ввиду недостаточной укомплектованности танками, артиллерией и автомобилями. Положение могло измениться в лучшую сторону не ранее чем через год. В целом Красная Армия находилась в стадии коренной реорганизации. Советскому Союзу было крайне необходимо оттянуть конфронтацию хотя бы на один-два года, к чему всячески стремился Сталин.