Ледовый барьер
Шрифт:
— Всё построено в гигантских масштабах, — сказал МакФарлэйн. — И так пусто.
Бриттон засмеялась.
— Посетители всегда так говорят. Факт тот, что судно в основном управляется компьютерами. Мы основываемся на геофизических спутниковых данных, курс удерживается автоматически, даже опасность столкновений отслеживается электронными средствами. Тридцать лет назад электрики на судах занимали низкое положение. А сейчас специалисты по электронике жизненно необходимы.
— Всё это производит сильное впечатление, — МакФарлэйн повернулся к Бриттон. — Не поймите меня неправильно, но я никак
— Полагаю, на этот вопрос я могу ответить. Пойдёмте со мной.
Бриттон открыла дверь и провела МакФарлэйна вперёд. Ковры и фанера уступили место чеканному металлу и линолеуму. Вдвоём спустились по ещё одной серии лестниц к двери, обозначенной как «Комната контроля груза». Над отсеком доминировала огромная электронная схема главной палубы судна, установленная на переборке. Бесчисленные точки света по всей поверхности перемигивались красным и жёлтым.
— Это имитационная диаграмма корабля, — сказала Бриттон, жестом указывая МакФарлэйну на схему. — Таким образом мы контролируем, как и в каком месте загружен корабль. Прямо отсюда мы контролируем балласт, насосы и грузовые клапаны.
Она указала на серию датчиков и переключателей, рядами протянувшиеся под диаграммой.
— Эти приборы регулируют напор в насосах.
Она прошла через всё помещение, где сидел офицер, который наблюдал за рядом мониторов.
— Этот компьютер вычисляет распределение груза. А эти компьютеры — автоматическая система наблюдения за кораблём. Они следят за давлением, объёмом и температурой во всех резервуарах корабля.
Она легонько постучала по бежевому корпусу ближайшего монитора.
— Именно из-за него Глинн выбрал танкер. Этот ваш метеорит очень тяжёлый. Загрузить его будет чертовски сложно. С нашими резервуарами и компьютерами мы можем перемещать балласт морской воды из одного резервуара в другой, удерживая баланс и крен, неважно, насколько неправильная и кривая штуковина окажется внутри. Мы можем удерживать равновесие. Я не думаю, что кто-нибудь был бы счастлив, если бы мы перевернулись вверх дном, когда вы зашвырнёте ваш метеорит внутрь.
Бриттон передвинулась к дальней части оборудования за контролем балласта.
— Кстати, раз уж речь зашла о компьютерах, у вас есть идея, что это может быть? — Она указала на высокую, стоящую отдельно башню из чёрной стали, без каких-либо отличительных знаков, за исключением замочной скважины и небольшого логотипа с надписью «Датаметрика безопасности». Она заметно отличалась от прочей электроники корабля. — Люди Глинна установили её ещё в Элизабет. Есть и другая, поменьше, на капитанском мостике. Ни один из моих офицеров не может понять, зачем она нужна.
МакФарлэйн с любопытством провёл рукой по её скошенной передней части.
— Ни малейшей идеи. Может быть, это имеет отношение к люку экстренного сброса?
— Именно так я поначалу и подумала, — она вывела его из комнаты, и они вместе направились по коридору с металлическим полом, по направлению к лифту. —
— Хотите, я спрошу у Глинна?
— Нет, не стоит беспокойства. Как-нибудь я сама его спрошу. Но вот я, болтаю без умолку о «Рольвааге», — сказала она, нажимая на кнопку лифта. — Мне интересно, как люди становятся охотниками за метеоритами.
МакФарлэйн смотрел на неё, когда лифт начал спускаться. Она оказалась очень уравновешенной женщиной; она держала плечи ровными, а подбородок высоко. Но это не был военный тип жёсткости; скорее, подумал он, нечто вроде некрикливого чувства собственного достоинства. Она знала, что Сэм — охотник за метеоритами; он размышлял, знает ли она о Масангкэе и фиаско, связанным с метеоритом Торнарссук. «У нас с тобой много общего», — подумал МакФарлэйн. Можно только догадываться, как сложно оказалось для неё снова надеть форму и пройтись по мостику, думая о том, что говорят люди за её спиной.
— Я попал под метеоритный дождь в Мексике.
— Не может быть! И вы выжили.
— Лишь однажды был зарегистрирован случай, когда метеорит попал в человека, — сказал МакФарлэйн. — В женщину, которая лежала в постели и страдала от ипохондрии. Камень замедлился, когда пролетел сквозь верхние этажи её дома, поэтому она отделалась крупным синяком. И, конечно, ей пришлось выскочить из постели.
Бриттон засмеялась; чудесный звук.
— Так что я вернулся к учёбе и стал планетарным геологом. Но я никогда не был особенно хорош, разыгрывая из себя чистого учёного.
— А что изучают планетарные геологи?
— Длинный список скучных предметов, прежде чем приступать к по-настоящему интересным. Геология, химия, астрономия, физика, математика.
— Звучит заманчивее, чем обучение на капитана. А интересные предметы?
— Самое яркое воспоминание — в выпускном классе мне довелось исследовать марсианский метеорит. Я изучал влияние космических лучей на его химический состав — пытался найти способ, чтобы узнать его возраст, в общем.
Дверь лифта открылась, и они вышли наружу.
— Настоящий марсианский камень, — сказала Бриттон, открывая дверь и делая шаг в ещё один бесконечный коридор.
МакФарлэйн пожал плечами.
— Мне нравилось искать метеориты. Это было чем-то вроде поисков сокровищ. И мне нравилось изучать метеориты. Но я не любил протирать локти на факультетской вечеринке или ездить на конференции и болтать со знатоками камней о выбросах от столкновений или о механизме образования кратеров. Полагаю, чувство было взаимным. В любом случае, моя академическая карьера длилась пять лет. Мне отказали в должности. И с тех пор я всегда работал сам по себе.
Он задержал дыхание, думая о бывшем партнёре, и понимая, что неправильно выбрал последние слова. Но капитан ничего не сказала, и момент ускользнул.
— Всё, что я знаю о метеоритах — это камни, которые падают с неба, — сказала Бриттон. — Откуда они берутся? Кроме как с Марса, конечно.
— Марсианские метеориты очень редки. По большей части, метеориты — ошмётки камней с внутренней части пояса астероидов. Маленькие осколки и кусочки планет, что разорвались после образования Солнечной системы.