Ледяная тюрьма
Шрифт:
— Что это? — спросил он.
Горов понизил голос, но попытался не подавать виду, что беседа у них тайная. Незачем было команде или мимо проходящему матросу догадываться, что начальство секретничает.
— Как что? По-моему, вы прочитали текст. И все поняли. Это — подлог, Эмиль, фальшивка.
Первый помощник не знал, что и думать. И слов для ответа тоже не было.
Горов склонился к нему.
— Это — ваша защита.
— А зачем мне защищаться?
Горов перехватил распечатку из рук своего первого помощника
— Мы изменим курс и сразу же пойдем к айсбергу. — Потом постучал пальцем по карте на столе: — Мы идем на айсберг, спасать ученых с Эджуэй и Брайана Дохерти.
— У вас нет разрешения Министерства. Фальшивая шифрограмма не годится для...
— Какие еще разрешения? Спасать людей надо.
— Не надо, капитан, прошу вас. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
— Когда мы начнем это дело, я вручу вам поддельное коммюнике, вот эту бумажку. И вы будете ее хранить, чтобы показать ее в свое оправдание в случае расследования.
— Но я ведь читал настоящую шифрограмму.
— Скажете, что не читали.
— Это не так-то просто.
Горов сказал:
— Кроме меня, на судне нет ни единого человека, который знает, что вам известно подлинное сообщение. Любому трибуналу я скажу, что показывал вам фальшивку, и ничего больше.
— Но если будут допрашивать, там же и наркотики в ход пойти могут, и вообще они знают методы. Впрочем, я не собираюсь действовать вопреки приказу и...
— Так или иначе, но приказу вы не подчиняетесь. Или моему, или министерскому. Теперь, прошу вас, послушайте меня, Эмиль. Это верное дело. И правильное. Поступать нам иначе просто нельзя. И я буду всячески выгораживать вас. В мое-то слово вы, надеюсь, верите?
— Как своему. Нимало в нем не сомневаюсь, — незамедлительно и не задумываясь ответил Жуков, отводя наконец глаза, как бы в смущении, что вот, его капитан подумал, пусть на миг, что он, Жуков, может усомниться в верности капитанского слова.
— Что ж, Эмиль, тогда я не понимаю. — Первый помощник молчал, и тогда Горов продолжил уговоры. Речь его была тихой, но убеждающей и напористой. — Не будем зря терять время, лейтенант. Коль уж мы собрались спасать этих бедолаг Христа ради, совершенно ни к чему ожидать, пока они погибнут, так и не дождавшись помощи.
Жуков снял очки. Потом закрыл глаза и кончиками пальцев постучал по векам.
— Мы с вами ведь уже давно служим вместе?
— Семь лет.
— Бывали трудные моменты, правда? — сказал Жуков.
Вроде вот этого, подумал про себя Горов.
Жуков убрал ладонь с лица, но глаза пока не открыл.
— Тогда норвежский сторожевик сбросил на нас глубинные бомбы — помните? Когда нас в Осло-фьорде засекли.
— Да, момент был напряженный.
— А те игры в кошки-мышки с американской субмариной у побережья штата Массачусетс?
— Как мы их тогда накололи, а?
— И я не помню, чтобы вы перепугались или отдали приказ, представляющийся мне неуместным.
— Благодарю, Эмиль.
— До нынешнего момента.
— Да и теперь тоже.
Жуков открыл глаза.
— При всем моем к вам уважении, все это на вас не похоже. Это безрассудство.
— Не соглашусь. Никакой безответственности в своих действиях я не усматриваю. Вообще. И, как я о том уже говорил вам, я уверен, что Штаб даст добро на спасение терпящих бедствие.
— Так почему бы не подождать до передачи в семнадцать ноль ноль?
— Нельзя терять время. Знаю я эти чиновничьи темпы в министерстве. Они там все заволокитят. А мы должны добраться до айсберга, прежде чем не будет слишком поздно. Коль уж мы установили их местонахождение, нам не понадобится бездна времени, чтобы забрать этих людей со льдины к нам на подлодку.
Жуков поглядел на часы.
— Сейчас двадцать минут пятого. Через сорок минут у нас на руках будет решение министерства.
— Но речь идет о спасении терпящих бедствие.
Часто сорок минут, и даже меньше, это — вопрос об успехе или провале. То есть о жизни и смерти.
— Вас не переубедить.
— Так точно.
Жуков вздохнул.
— Вы можете отстранить меня от командования кораблем, — сказал Горов. — Немедленно. На то у вас есть серьезные причины. У меня не будет основания обижаться на вас, Эмиль.
Разглядывая руки, которые у него слегка дрожали, Жуков ответил."
— А если они не дадут столь чаемого вами разрешения, что тогда? Вы вернетесь на прежнее место, к исполнению задания по радионаблюдению?
— А интересно, что мне останется делать?
— Вы в самом деле вернетесь?
— Разумеется.
— Вы не решитесь нарушить приказ Адмиралтейства?
— Ни в коем случае.
— Слово даете?!
— Слово.
Жуков стал думать.
Горов поднялся со стула.
— Так мы договорились?
— Мне придется еще немного подумать.
— Но вы согласны? Вы принимаете мое предложение?
— Вам известно, что второго своего сына я назвал в вашу честь. Никита Жуков.
— Я считаю это большой честью для себя, — кивнул капитан.
— Ладно, пусть я ошибался на ваш счет, пусть мне следовало дать сыну другое имя, что ж, если у меня были ошибочные представления, теперь мне об этом никогда не забыть. Сын всегда будет напоминать мне о вас, а если я в вас ошибся, то, значит, и о моем заблуждении. Я вовсе не хочу носить жало во плоти, как апостол Павел. Так что я дам вам еще один шанс доказать мне, что я все-таки на ваш счет не заблуждался.
Улыбаясь, Горов сказал:
— Давайте получим новый пеленг этого злосчастного айсберга, а потом надо будет пересчитать курс.