Ледяное озеро
Шрифт:
Ему трудно было расстаться со своей мечтой и стыдно признаться в том, что когда-то ему очень хотелось стать музыкантом, тем более что теперь эта мечта стала для него недосягаемой.
– Как-то раз мы остановились у придорожного ресторанчика, а когда вышли из него, грузовика своего не увидели – его угнали. А с ним и все инструменты, которые мы купили. Я был просто в бешенстве. А приятель мой чуть копыта не откинул, потому что вложил в эти гитары все деньги, что у него были. Мы никогда свой товар не страховали. Знаешь, что я тогда сделал? Сам спер небольшой грузовичок, чтобы добраться до дома. Мой
Лиха беда начало – первая ошибка повлекла за собой все остальные. От мечты молодости о карьере гитариста он прошел путь до смерти от СПИДа. Люси стало горько и обидно за то, что вся жизнь этого человека пошла наперекосяк. Она встала с кровати, нежно поцеловала его в лоб, провела пальцами по лицу, как будто хотела его успокоить и утешить. Потом поправила Люку подушки, выключила свет и вернулась к себе в комнату.
Когда она уже почти затворила к себе дверь, в щель вдруг просунулась чья-то нога. Люси охнула и подпрыгнула, потом всем телом навалилась на дверь и напоролась на колено незваного гостя. Она еще сильнее стала напирать, чтобы выбить это колено из дверного проема и захлопнуть дверь, и тут человек, пытавшийся вломиться к ней в комнату, крикнул:
– Люси!
Она застыла, не отступая от двери. Коленка так и торчала из щели.
– Энди?
– Люси, мне же больно. Господи! – Она распахнула перед ним дверь. Держась за ушибленную ногу, он кивнул на дверь комнаты, из которой она только что вышла. – Ты что, теперь с Люком спишь?
– Что ты здесь делаешь?
– Ты мне с ним изменяешь?
Он был чем-то похож на взъерошенного волка – во мраке коридора его длинные волосы были растрепаны, темные глаза сверкали. На нем была его обычная короткая нейлоновая куртка на теплой подкладке, а еще бейсбольная кепочка, которой раньше Люси у него не видела, с вышитыми над козырьком буквами NY – символом нью-йоркской команды «Янки».
– Это я тебе изменяю? А сам ты мне хранишь верность? Люк заболел. Я за ним ухаживала, только и всего.
Энди закрыл за собой дверь с таким видом, будто это признание было для него важнее всего на свете. Потом обнял ее и поцеловал.
Люси пришлось сдвинуть в сторону козырек его кепки. Внезапно на девушку накатила волна печали от всех несчастий, обрушившихся на нее в последние дни. Работа у нее была замечательная, но бесконечная доброта и нескончаемые человеческие страдания отнимали больше душевных сил, чем она рассчитывала. И вдруг она оказалась в объятиях нормального, здорового человека, который целовал ее так, что у нее от счастья кружилась голова, она расслабилась, разомлела и вся была в его власти. Как только Энди выпустил ее из объятий, Люси скинула домашний халатик, он запустил руки ей под кофточку, она стала страстно его целовать, потом вскрикнула, он поднял ее на руки, и оба они упали на кровать.
– Господи, помоги мне! – взмолилась Люси.
– Зачем?
Он оседлал ее,
– Зачем? – снова спокойно спросил он.
– Мне, должно быть, на роду написано путаться с кем попало.
– Разве я – кто попало, Люси?
Он целовал ее тело, спускаясь все ниже и ниже – к животу, бедрам, ногам, коленкам, лодыжкам, потом, встав над ней на четвереньки, стал, целуя, слегка ее покусывать, двигаясь наверх, – голени, колени, бедра, бока.
– Ты очень нехороший. Самый плохой из всех.
Он прошелся губами по внутренним сторонам бедер, по талии. Потом снял с нее трусики.
– Да ну? Но ведь ты спасешь меня, Люси? Ты ведь меня перевоспитаешь?
– Там видно будет.
Все тело ее извивалось, от его жарких поцелуев она стала постанывать.
– Что будет видно?
Быстро, как будто поддразнивая ее, он провел языком по ее лобку. Дышать девушке становилось все труднее. Ни о чем больше говорить не хотелось.
– Что там будет видно? – Он задал тот же вопрос и снова лизнул ее в то же место так же быстро.
– Насколько ты будешь плохим.
Он рассмеялся, встал на колени и перевернул ее на кровати.
– Ты же сказала уже, что я самый плохой. Так ты собираешься меня перевоспитывать? Я могу на это рассчитывать?
– Нет, – простонала она.
– Нет?
Он схватил ее одной рукой за оба запястья и, удерживая ей руки за спиной, наклонился и стал целовать ее в шею. Она пыталась вырваться из его захвата и отчаянно мотала головой.
– Нет.
– Ты хочешь, чтоб я так и остался самым плохим. – Он снова перевернул ее на спину. – Да?
– Угу.
– Это ты так со мной соглашаешься? Хочешь, чтоб я остался самым плохим?
– Хватит меня изводить!
– Отвечай на вопрос.
– Да!
Он задрал ей кофточку до подмышек и стал целовать грудь, усы его отчаянно ее щекотали, потом он снова стал целовать ее в губы и навалился на нее всем телом. Она остановила его, сильно стукнув по спине.
– В чем дело, Люси?
– Стащи же ты с меня эти треклятые шмотки!
Пока он выполнял ее просьбу, Люси целовала его тело там, куда могла дотянуться губами, – в грудь, в спину, в шею, в живот. Потом в бедра. Изловчившись, она поймала ртом его член и сильно прижала языком к небу. Все это время он беспардонно доставал ее своими насмешками и похотливой болтовней, а потом они снова целовались, крепко прижимаясь телом к телу, и она так его хотела, как никогда раньше не хотела ни одного мужчину.
– Презерватив! – выдохнула она приказным тоном. – Презерватив!
– Нууу, может, да, а может, нет.
Он взял в руку пенис и стал гладить головкой ей между ног, она пыталась отстраниться, извиваясь всем телом.
– Энди, нет!
Его смех так ее разозлил, что она готова была его убить, но Энди потянулся к только что снятым брюкам и вынул из кармана бумажник. Она смотрела, как он надевает презерватив, потом снова спросила его:
– Что ты здесь делаешь?