Ледяное пламя
Шрифт:
Санитар и трое добровольных советчиков отошли от камина и, нахмурившись, изучали вентиляционные отверстия. Комната по-прежнему оглашалась душераздирающим птичьим клекотом.
– Пойдемте во двор.
– Холли поднялась со стула.
– Подождите, - подавленно сказал Генри, - мне осталось сказать всего несколько слов.
Ради Бога, держись, Джим. Выдержи хотя бы одну-две минуты.
Она неохотно села.
– Способности Джима были нашей семейной тайной. Мы не хотели, чтобы пошли глупые слухи и к нам зачастили всякие непрошеные гости. Однако
Джеми и Кара нарочно предлагали зрителям попробовать разгадать их фокусы. Тем и в голову не приходило, что все по-настоящему, без подделки. Они зарабатывали на выступлениях хорошие деньги. К тому же им нравилось, что семья всегда в сборе. Джеми и Кара и раньше-то дня не могли прожить друг без друга, а работа еще сильнее их сблизила. Ни одни родители так не любили своих детей, как они любили Джима. Все трое были всегда такие счастливые, неразлучные...
По темному небу пронеслась стая черных птиц.
Джим поднял голову и проводил их взглядом.
Птицы нырнули в тучи на западе и, казалось, исчезли, но через некоторое время вернулись и стали кружиться над скамейкой.
Черные зазубренные линии, мечущиеся в тусклом мертвенном небе, напомнили ему образы, созданные фантазией Эдгара По. Мальчишкой Джим любил стихи По и выучил наизусть наиболее мрачные строки. Ужасное по-своему привлекательно.
Крики внезапно смолкли. Казалось, можно спокойно вздохнуть, но наступившая тишина испугала Холли не меньше жутких звуков.
– Джим подрастал, и одновременно росли его способности, - продолжал рассказывать Генри. Он с трудом переменил позу, и впервые за время их беседы Холли заметила, что Айренхарт раздражен своей беспомощностью.
– К шести годам он усилием воли двигал по столу монетки, к восьми - подбрасывал и держал их в воздухе, а когда ему стукнуло десять, Джим запросто проделывал этот трюк с грампластинкой или коробкой печенья. Таких чудес я в жизни не видывал.
"Вы бы посмотрели, какие фокусы выкидывает ваш внук сейчас", - подумала Холли.
– Они никогда не пользовались этим в своих представлениях, - сказал Генри, - предпочитали работать с вещами зрителей. У тех просто глаза на лоб лезли: не могли понять, как Джиму удается угадывать их имена и все остальное. Хотя в конце концов Джеми и Кара начали подумывать о том, чтобы включить в программу кое-какие трюки с подниманием предметов, но не знали, каким образом это сделать, не раскрывая истинной правды. Потом они заехали пообедать во "Дворец Утенка Дикси", и.., все было кончено.
Нет, не все, кончилась одна жизнь, но началась другая, темная и страшная.
Она поняла, почему внезапное затишье испугало ее сильнее жутких голосов птиц. Крики - то же самое, что шипение бикфордова шнура. Пока его слышишь, взрыв
– Вот почему Джим считал, что должен был спасти родителей. Мне кажется, он думал, что мог помешать убийце, например заклинить затвор, поставить автомат на предохранитель...
– Он мог это сделать?
– Наверное, да. Но ему тогда было всего десять лет. Представьте, маленький испуганный мальчишка. Для того чтобы двигать монетки и подбрасывать в воздух пластинки, ему требовалось сосредоточиться, а как сосредоточишься, если со всех сторон летят пули?
Холли вспомнила чудовищные звуки выстрелов:
– Та-та-та-та...
– Когда Джима привезли из Атланты, он почти не разговаривал. Скажет слово и замолкнет на целый день. Что-то умерло в нем вместе с Джеми и Карой, и нам так и не удалось ему помочь, хотя, видит Бог, мы очень любили мальчика. Его способности тоже умерли. По крайней мере, так казалось. Он совсем забросил свои трюки, и через несколько лет даже не верилось, что он когда-то умел делать такие чудеса.
Несмотря на бодрый вид. Генри Айренхарту можно было с первого взгляда дать его восемьдесят лет. Сейчас же он выглядел намного старше, походил на древнюю статую.
– С ним было так тяжело после Атланты. Казалось, ярость в нем кипит... Я и любил его, и немного боялся. Потом я заподозрил Джима в...
– Я знаю, - сказала Холли. Вялые мышцы старческого лица напряглись. Генри настороженно посмотрел на собеседницу.
– Вы говорите о своей жене. О том, как умерла Лена.
– Вы много знаете, - произнес Айренхарт еле слышным голосом.
– Слишком много, - ответила Холли.
– Парадокс, но это из-за того, что всю мою жизнь я знала слишком мало.
Генри снова уставился на свои руки.
– Ну как мне пришло в голову, что десятилетний ребенок, даже такой больной, мог столкнуть ее с лестницы? Ведь я знал, как Джим любил Лену. Слишком много лет прошло, прежде чем я понял, каким жестоким и глупым я тогда был. Понял, да только поздно. Джим уже не стал слушать моих извинений. Как поступил в колледж, так больше и не возвращался. За тринадцать лет ни разу не приехал меня навестить.
"Однажды он приезжал, - подумала Холли, - девятнадцать лет спустя после гибели Лены. Приехал, чтобы поверить в ее смерть".
– Если бы он только захотел меня выслушать...
– Голос Генри дрогнул.
– Он здесь. Джим приехал, чтобы вас увидеть.
Страх, отразившийся на лице Айренхарта, казалось, состарил его еще больше.
– Джим здесь?
– Он приехал, чтобы выслушать вас, - только и могла сказать Холли.
– Хотите, я сейчас его позову?
В небе по-прежнему кружилась страшная стая. Восемь черных птиц с дьявольскими криками проносились над головой Джима.
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, Над старинными томами я склонялся в полусне, Грезам странным отдавался, вдруг неясный звук раздался, Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне'.