Ледяное сердце не болит
Шрифт:
Выйдя из УВД, Дима немедленно набрал номер охранника-рыболова. На сей раз телефон ответил густым, хрипловатым, не очень трезвым мужским голосом:
– Алле-о?
– Как улов, Иван Матвеич? – поинтересовался Дима.
– На обед хватит. Кошке. А это кто?
– Дмитрий Полуянов из «Молвестей».
В течение трехсекундной паузы подледный рыбак осмысливал, кто ему звонит, и наконец сказал:
– А, помню! Специальный корреспондент. Чего звонишь?
– Срочный разговор имеется. Надо встретиться.
– Н-да?
– Давайте, я к вам подъеду и все расскажу.
– Ну подъезжай.
Охранник изъяснялся весомо и лапидарно. Такое бывает у некоторых мужчин – после двухсот водки.
– Бутылку привезти? – поинтересовался Дима. В трубке хмыкнули:
– Странный вопрос.
– Да я к тому спрашиваю: на месте ли ваша домашняя полиция? А то скандалов у вас в доме не хотелось бы.
– Жена у дочки. Приезжай с открытым забралом.
Охранник редакционно-издательского комплекса «Свободная пресса» Иван Матвеевич Сахаров продиктовал Диме адрес.
Полуянов подошел к обочине и поднял руку. Уже смеркалось, и если он в Бескудниково на метро поедет, вообще никуда сегодня не поспеет.
Едва Надежда вернулась домой, пошла прогулять Родиона: чтобы уж потом, когда Дима приедет, он им не докучал. Сама переоделась, на таксу нацепила по случаю мороза шлейку и отправилась. Родя сразу начал носиться как электровеник: все на свете нюхал, всюду нос свой совал, рыл снег и оглушительно тявкал.
Надя гуляла долго, даже успела замерзнуть – а красное солнце ухитрилось свалиться за горизонт. Постепенно темнело. Но Наде почему-то хотелось, чтобы Дима встретил ее, пока она с Родей гуляет. Узнает ведь бешеная сосиска своего друга Полуянова, навстречу бросится, радостно облает. А потом уж и Надежда подойдет, сдержанно обнимет Диму на виду у всего двора.
Гуляли до полшестого, а друг-журналист так и не появился. Настроение у Нади потихоньку начало портиться, меркло вместе со студеным морозным днем. «Обещал ведь уйти с работы часа в три, в крайнем случае в четыре, и немедленно – сюда». Заели непрошеные мысли: «Что он там, в редакции, делает? Срочная работа навалилась? Или, наоборот, отмечает возвращение из командировки? Или еще какой праздник? Ведь гулянки у них, в редакции, никогда не кончаются. Бражничает там вместе с коллегами, вместе с Кирой этой ужасной?» С которой, Надежда была уверена, Полуянов раньше спал…
Но позвонить ему по мобильному (Димочка ей, кстати, на Новый год сотовый подарил) и выяснить все наверняка Надя не хотела. Гордость не позволяла: «Он задерживается, не я. Вот пускай сам и звонит!»
…Надежда, естественно, не замечала, что из стоявшего в дальнем углу двора белого «Форда Транзит» за нею наблюдает пара внимательных глаз. Иногда наблюдатель брал, для верности, лежащий перед ним бинокль и наводил окуляры на девушку. И он даже на расстоянии понял: к концу прогулки ее настроение заметно испортилось.
А Полуянов в то же самое время сидел на кухне (помещении, служащем подавляющему
– Слушай, ну как он, этот мужик, выглядел? – приступил Дима к допросу после первого дружно выпитого шкалика. – Тот, что рукопись мне принес?
– А зачем тебе это?
– Я ж объясняю, Матвеич: документы он мне принес, – начал врать Полуянов. Не рассказывать же всем встречным-поперечным, что в действительности было в конверте. – Документы – важные. Практически компромат. А ни адреса, ни имени отправителя нет ни шиша. Вот я и хочу мужика того найти. Спросить у него: где он документы взял? Как нашел? Поговорить надо с ним, понимаешь? Чтобы понять: не фальшивку ли мне впаривают.
Полуянов, как журналист опытный, знал, что рассчитывать на более-менее откровенные ответы можно, только если втолковать собеседнику, зачем ему, Диме, нужны сведения. И при этом он еще должен тебе поверить.
– Значит, ни имени, ни адреса мужика ты не знаешь, – резюмировал охранник, подцепляя из плоской баночки кусочек селедки в винном соусе. – А на что тебе тогда его внешность? Все равно не найдешь.
– А вдруг это мой знакомый? Или я его уже однажды видел? Вдруг по твоему описанию его узнаю? Ну, давай, Матвеич, не тяни. – И Дима наполнил высокие шкалики водкой.
– Стоп. Перерыв, – отмел намечающуюся вторую охранник. – Вспоминать будем… Значит, записывай.
Дима достал блокнот и взял ручку на изготовку. Он не сомневался, что и без того словесный портрет курьера запечатлеется в его памяти до последней черточки – однако люди обычно обижаются, когда в ходе интервью корреспондент ничего не записывает, если не на диктофон, то хотя бы в блокнот: вроде как пренебрежение к их словам выказывает.
– Было это, значит, вчера с утра. Мужик роста невысокого. Не более ста семидесяти.
Дима занес данные в блокнот. Кивнул поощрительно:
– Уже хорошо. А как он выглядел?
– В шапке-ушанке он был. Шапка херовая такая, ношеная. Из кролика. Серая, кажется. Уши опущены.
– А лицо?
– В темных очках он был.
– В очках? А вчера в Москве солнечно было?
– Да-а, светило оно, блин, солнышко. Но не грело ни фуя.
– Значит, мужик, скорей всего, в редакцию на машине приехал?
– Почему это?!
– Ну, вел автомобиль в очках, чтобы солнце не слепило, а потом вышел из тачки, а очки забыл снять…
– Не! Не на машине он приехал, точно.
– Почему ты так решил, Матвеич?
– Такие люди на машинах не ездят.
– Такие – это какие?
– А пожмыханные.
– Какие?
– Ну, облезлые.
– Он что, облезлый был?
– Ага.
– А в чем эта облезлость проявлялась?
– Какая-то куртка… Выцветшая, что ли… Ботинки стоптанные… Не чищенные давно… Я, честно говоря, сразу подумал: придурок. С крышей не дружит…