Ледяное сердце не болит
Шрифт:
Название Диму зацепило. Где-то он уже его слышал. Но где? И когда? Не тогда ли, когда к нему в редакцию за помощью пришел несчастный (или не такой уж несчастный?) руководитель киношколы Воскресенский?
Едва журналист поднялся по ступеням крыльца, распахнулась дубовая дверь, и амбал-охранник в черном поинтересовался у Димы исподлобья:
– Вам чего здесь надо?
– Ничего, – пожал тот плечами. – Хожу, рассматриваю памятники архитектуры.
– Архитектуру рассматривают днем, а не ночью, – наставительно высказался амбал. – Освободите ступеньки. Это частная территория.
Совершенно
Название фирмы, захватившей особнячок, не давало ему покоя. Где же, где он его слышал?..
Неужели он тогда, десять лет назад, сам не подозревая, сыграл на руку какому-то капиталисту Ойленбургу?
Журналист сел в Киркину машину и порулил в сторону дома.
У себя на Краснодарской Дима оказался без четверти одиннадцать. Машину на стоянку ставить не стал. Что-то подсказывало Полуянову, что этой ночью ему еще придется попутешествовать.
Есть хотелось страшно. Но, во-первых, ничего здесь, в его квартире, кроме засохшего сырка, не было. А во-вторых, не хотелось терять ни минуты времени. Полуянов только крепкого чаю себе заварил, почти чифиря: не уснуть бы. Все-таки поднялся он сегодня в половине пятого утра.
Журналист бросился разбирать свои старые блокноты.
Ни одну из записных книжек он за свою жизнь не выкинул – но и не пересматривал до сих пор ни разу. Они валялись в полном беспорядке в картонных коробках на антресолях. И блокнот с надписью «2000 год, Чечня» соседствовал с «1991 год, август; Белый дом и окрестности».
Лишь через полтора часа – и после двух кружек чифиря – Полуянову удалось набрести на нужную записнуху. На обложке красовалась дата и тема: «Май 1997-й; детская киношкола». Слава богу, Диме хватило все-таки ума свои старые блокноты датировать. Иначе поиски растянулись бы на всю ночь.
Так, посмотрим. Что ему тогда рассказывали – и что не вошло в статью? В первом же интервью с господином Воскресенским в редакционном буфете он обнаружил упоминание о знакомой фирме. О той, резиденцию которой он только что видел. Дима увидел пометку собственной скорописью. То была цитата из рассказа руководителя киношколы: «Нам стало помть СП, с нем. стар. – ЛГ «Ойленбург». Слава б.!!!» Слово «Ойленбург» выписано печатными буквами. Молодой Полуянов тщательно блюл азы журналистского ремесла: ни в коем случае не искажать имена собственные.
Эту запись, из контекста ясно, он сделал, когда речь зашла о том, кто после наступления капитализма стал финансировать киношколу. И вот, явно со слов Воскресенского, Дима помечает: «Нам стало помогать совместное предприятие, с немецкой стороны – АГ «Ойленбург». Слава богу!»
То же самое название он только что видел на двери отреставрированного особняка.
Значит, финансовые помощники киношколы позарились в итоге на здание в центре столицы? И отобрали его?.. Значит, фирма «Ойленбург» тогда ловко воспользовалась скандалом вокруг Воскресенского? А может, даже сама спровоцировала его?
Диму аж в жар бросило. Он ведь ни в чем, связанном с переделом
Но хватит бить себя ушами по щекам. Он сюда приехал совсем не за тем, чтобы делать работу над ошибками. Он ищет Воскресенского – человека, сошедшего с ума настолько, чтобы мстить за обиды почти десятилетней давности. Мстить – самым мучительным для жертв способом. Наказывать совершенно ни в чем не повинных людей…
В поисках телефона или адреса былого вожака подростков Дима стремительно пролистывал блокнот. И вдруг ему в глаза бросилась знакомая фамилия.
Среди почти стенографических крючочков аккуратно выписано, опять едва ли не печатными буквами: «Роман Ив. Бахарев». А рядом – ни должности, ни телефона… Да и вообще, был уже конец разговора, Дима устал, вместо развернутых предложений в блокноте встречались лишь отдельные слова. Выше фамилии слово «поддерживает». Ниже: Москомимущества. И еще ниже: враг?
Но из записей ничего не понятно – особенно сейчас, спустя столько лет: что поддерживает Бахарев? При чем здесь Москомимущества? Он там работал? И почему враг! Значит, он был тогда одним из противников директора, выживавших его из особняка?
Черт, как бы сейчас пригодилась давешняя диктофонная запись! Но Полуянов никаких столь давних пленок, конечно, не хранил. Эдак кассет не напасешься. Он оставлял магнитную запись до публикации статьи, особо стремные хранил и пару месяцев после того, как материал печатали, а потом – затирал другими интервью.
Однако как интересно!.. Вдруг мелькнувшая в блокноте фамилия Бахарева воодушевила журналиста. Она засвидетельствовала: он – на правильном пути.
А вот в конце разговора с Воскресенским наконец записаны его телефоны. Никакого, конечно, мобильного. В те времена сотовыми аппаратами простые люди не пользовались. Но зато записаны и его рабочий, и домашний.
По рабочему – звонить нечего. Теперь на месте киношколы – компания «Ойленбург», и никакого Воскресенского там быть не может. А вот второй, домашний, номер… Бывший директор подростковой киношколы вполне может проживать по тому же адресу…
Дом не так уж далеко: если судить по первым цифрам, где-то в Орехове. Только Москву-реку переехать – и ты на квартире Воскресенского…
Дима на секунду задумался. Что делать? Звонить?.. Или лучше не звонить, но узнать адрес и мчаться туда?.. Жаль, так и не перезвонил ему опер Савельев. Не рассказал: пробил ли он, как обещал, Воскресенского по своим милицейским каналам и каковы результаты.
Да, не в характере майора докладываться журналисту. Позвонить оперу самому? Нет, Дима гордый, он не станет этого делать. Уж лучше наберет номер Воскресенского.
Журналист сходил на кухню и налил себе еще стакан почти остывшего чифиря. Сердце и без него, правда, так бухало, что ни о каком сне не могло быть и речи.
Пока суд да дело, Дима придумал две легенды. Во-первых, что он скажет Воскресенскому, если тот вдруг возьмет трубку. И во-вторых, что говорить, если на звонок ответит кто-то другой. Или – включится автоответчик.