Ледяное сердце

Лисицына Дарья

– Хорошо, твоя взяла.

Он победно улыбнулся и вышел из комнаты. И что теперь будет? Убить бы Сеню за всё это. Чёртов Сеня, чёртов спор. Ну, и ладно. Я ему ещё устрою весёлую жизнь. Раз он захотел меня в виде своей «девушки».

Глава 5

Утро воскресения. Утро, когда можно спать до обеда. Единственное утро недели, когда можно ничего не делать, просто отдыхать, лежа в теплой кровати, но, увы, это не про меня. На часах только 8:06, а я уже

вытащила свою тушку из теплой кровати и иду в ванную. Если Антона воспитывали, холили и лелеяли бабушка с дедушкой, то я жила сама по себе. Рано научилась готовить, убирать дом, рано стала ответственной, слишком рано повзрослела. Бабушка, хотя бабушкой её назвать нельзя, ей все пятьдесят семь. Маму Антона, Алёну, она родила в двадцать один. А вот Антона мать родила в девятнадцать. Со мной, конечно, никто это никогда не обсуждал, поэтому я знаю очень мало про их семью, поверхностно, только то, что подслушивала, когда они о чём-то разговаривали. Я никогда не считала себя частью этой семьи, не знаю почему, просто всегда было и есть чувство, что я в этом доме лишняя. Тем более, как можно чувствовать себя полноценным членом семьи, если ты ничего не знаешь про неё, когда с тобой разговаривают только по необходимости? Про семью папы я тоже знаю очень мало, только то, что у него есть старший брат, работающий в полиции, и то, что его родители умерли, когда дядь Пете было двадцать один, а папе девятнадцать. Антона и назвали в честь отца папы. Папа был Серебряков Илья Антонович, а Тоха у нас Серебряков Антон Ильич.

Время было 8:40, когда я уже готовила завтрак в кухне, а Андрей мирно храпел у себя в комнате. Руки после верёвок и вчерашней перепалки жутко болели, но это ничего, это стерпеть можно, но, когда я начинала их напрягать или что-то делать, они начинали кровоточить, поэтому я решила, что после того, как приготовлю завтрак, пойду к Ане, чтобы она нормально обработала раны и забинтовала мои кисти.

Подойдя к дому Артёма, я постучала в дверь. В ответ тишина. Я постучала ещё раз. Результат тот же. На третий раз я уже начала тарабанить в бедную дверь. После пяти минут тарабания, мне всё-таки открыл Артём, сонный, с растрёпанными волосами и в одних домашних шортах.

– Кто? – кажется, он совсем ещё не проснулся.

– Тёмочка, сначала спрашивают «Кто там», а потом дверь открывают, а не наоборот. Тебя не учили этому в детстве? Могу рассказать и показать.

– Чего? Я её и не открывал, – через пару секунд до него дошло, что дверь открыта, – какого чёрта? Твою мать, Кать, ты время видела?! Мы спим. А ты где?

Последний вопрос был адресован пустоте, так как мне надоело слушать его тираду и я, пользуясь своим низким ростом, вошла в дом.

– Какого чёрта, не знаю, а время около 9:20. Сейчас же уже не спите.

– Естественно, ты чуть дверь не выбила!

– Я? Ты посмотри на меня и докажи это.

– Что с тобой? С каких пор ты дерзишь и препираешься? Что происходит, Кать?

Хорошие вопросы. И правда, с каких пор? Никогда такого не было, даже, когда меня выводили из себя, я привыкла держать эмоции и язык на замке. Обезьянник так меняет людей или соглашение встречаться с Андреем?

– Не знаю. Нет, честно, без понятия. Может просто я никогда ни с кем не разговаривала, поэтому никто и не знает, как я могу разговаривать?

– Возможно.

–

Всё возможно в этом бренном мире.

– Что?

Я ему не ответила, а только пошла по тому же маршруту, что и в первый раз. Зайдя в комнату, я увидела Аню, смотрящую телевизор.

– Доброе утро. Прости, что рано, просто дело срочное.

Хотя, какое у них теперь доброе утро? Всё-таки мозги после обезьянника у меня переклинили основательно, всё не просто плохо, всё ужасно.

– Оно уже не доброе. Добрым оно было бы часов так в двенадцать, а лучше в час.

– А, если я объясню и расскажу тебе, как провела ночь?

– Спала? – да уж, капец. Анна злиться, а это ничего хорошего не предвещает.

– Не совсем. Заглянула к дядь Пете.

– Кому? – блин, я же ничего про родственников ей не рассказывала.

– Ты должна знать Серебрякова Петра Антоновича. Шишку в органах.

Кажется, я её заинтересовала, она взяла пульт и выключила телевизор, но не повернулась.

– Слышала. О нём слышали все. Он твой дядя?

– Старший брат отца.

– Ну и, что интересного в том, что ты к нему заглянула? Вы же родственники, ничего удивительного.

– Не в наручниках же и не за решёткой.

Всё. Этот раунд я выиграла, Аня повернулась ко мне и посмотрела, как на ума лишённую, на что я лишь пожала плечами. Она может быть властной, эгоистичной иногда, злой, но, если заинтересовать её чем-то сверхинтересным или удивительным, то всё, её внимание обращено только к тебе. Наверное, из-за этого мы и начали общаться, я всегда чудила каждый раз что-то новенькое и удивительное.

– Ты была за решеткой?

– Крикни это на весь дом ещё, чтобы меня точно из школы поперли.

– Садись и рассказывай, тогда я прощу тебя за то, что разбудила в выходной день. Только за Тёму я не ручаюсь, он долго беситься может.

– Знаю.

– А теперь быстро села.

В такие моменты я чувствовала себя собачкой, которая нашкодила и её отчитывает хозяин. Но, не смотря на это, я села рядом с ней на диван и рассказала, и про Арсения, и про Лилит, и даже про Андрея. Если сначала она была удивлена, ошарашена, то под конец моего рассказа она выдала:

– Я ему голову оторву. Кабелю такому.

– Какому кабелю ты голову оторвать собираешься? – в комнату вошел Артём, уже причесанный, умытый и одетый в джинсы.

– Ты представляешь, что эта скотина, который Волков, сделал?!

– Я весь во внимании, – Тёма сказал это таким скучающим голосом, что сложилось впечатление, будто ему говорят про Волкова каждый день, но это было только потому, что он на меня злился и пытался показать, что ему фиолетово на всю ситуацию. Но я-то знаю, что будет, когда он узнает. Будет всё очень плохо и печально.