Ледяное сердце
Шрифт:
– Так, у нас впервые близняшки, так что не обижайте их. А-то сама вас убью, всех, поголовно.
Рядом с ней стояла того же роста, того же цвета глазами девушка, но они были двумя противоположностями. Если у Лилит были короткие белые волосы, то у неё длинные чёрные, если на первой совершенно не было макияжа, то на второй его было слишком много, чёрная тушь, чёрные тени. Вот её нужно было назвать Лилит, а не Ева. Господи, что у них за родители такие? Лилит, Ева, они бы еще Адамом кого-нибудь назвали.
–
Я лишь хмыкнула. Конечно, Катя опасна, а подходить к ней так вообще равносильно атомной войне. Ну и пусть, плевать, нужно отучиться два года и забыть всё, как страшный сон. Все расселись, классуха начала что-то болтать, но её перебил громкий голос директора:
– Серебрякова!
Моя фамилия, чёрт. Я начала перебирать в голове, что же успела сделать, но в голову ничего не шло. Я ничего не сделала, совершенно.
– Вау, учебный год не начался, а за Серебряковой уже пришли, – послышалось с задней парты и дикий смех.
– Замолчали все, – хоть иногда директор поступал разумно.
– Я ничего не сделала. Волосы в порядке, в носу и губе пирсинга нет, серёжки с ушей не сниму, хоть убейте.
– Я не по этому поводу, но это тоже хорошо, что ты на человека начала походить, и будешь заглядывать ко мне не каждый месяц.
– А? А что тогда я успела сделать?
– Плакат нужен.
– А я тут при чём?!
– Так, напомню, ты пришла с ярко-зелёными волосами, тебя отправили ко мне, и у нас был договор, что, если ты хочешь «выделяться», то будешь помогать школе.
Был у меня такой косяк. Захотелось тогда мне зелёных волос, чёрт, где находились мои мозги? Нет, просто перекраситься, так мне повыёживаться нужно.
– Когда?
– Завтра утром.
– Издеваетесь?! Когда я по-вашему его рисовать буду?!
– Можешь начинать сейчас в учительской. Там всё готово. Краски, карандаши, ватман. В общем, это не обсуждается.
– Но Павел Петрович!
– Серебрякова, всё, встала и пошла.
Чёрт, как бывшего военного можно было сделать директором?! Ну и что, что у него педагогическое образование?
В итоге, в учительской было всё готово. Я включила музыку, и пофиг мне на то, что кто-то начал стучать в стену, сами виноваты, и начала рисовать плакат к пятидесятилетию школы. Чёрт, вот почему я?!
Вылезла
Глава 2
Я была в сознании, кажется. Нет, я точно была в сознании. Слышала вой сирен, скрежет тормозов, чувствовала, как меня резко рванули на себя, чьи-то руки на своей талии, и кто-то прижимает меня к себе. Но веки отказывались подниматься, а тьма не хотела отпускать. Тело не слушалось, я не могли ничем пошевелить, но всё слышала и чувствовала. Слышала голоса, которые звали меня, но они были слишком далеко.
– Серебрякова, твою мать, если ты не очнёшься сейчас же, я тебя сам убью.
Я почувствовала знакомый противный одеколон, услышала привычный голос, который всё время на меня кричит. И если остальные голоса были где-то далеко, то этот я слышала отчётливо, возле самого уха.
– Стас, не обязательно орать мне в ухо. Я и так всё слышу.
Я это почти прошептала, но меня услышали. С сотой попытки веки поднялись, и увидела, что мы стоим на том же месте. Постепенно я вернула контроль над телом и, как только смогла пошевелиться и отчётливо говорить, освободилась от цепких ручонок и сказала:
– Я сто раз просила тебя перестать брызгаться этой гадостью. Задохнуться можно. Как тебя только люди терпят с таким ароматом? – ответом мне был смех, немного нервный, немного весёлый, в нём было смешано многое.
– Значит с тобой всё нормально. Раз ты сразу начала язвить и издеваться.
– Придурок. Что произошло? – парень умолк и серьёзно на меня посмотрел. Я даже немного испугалась такого гневного и укоризненного взгляда. Он очень редко так смотрел на меня, а когда смотрел, это означало, что сейчас меня ждёт очень долгая лекция по поводу моего поведения.
– Ты где была? В это время ты уже дома книги читаешь.