Ледяной плен
Шрифт:
— Уйти я хочу, — тихо сказала Лера.
— Время положенное, горлица должна гнездо вить, — назидательно пробормотал неподвижный старик.
— Не будет свадьбы, — девушка отвернулась от Птаха и посмотрела на стоячее пламя карбидки. — Не пойду за него.
— А за море пойдешь? — лежащий старик по-прежнему не открывал глаз.
— Что, если родители живы? — не поворачиваясь, Лера, наконец, задала просящийся с языка вопрос. — Вдруг я могу их найти?
— И что с ними делать будешь? Хороводы водить? Нет там ничего. Здесь твои родители, —
— Я решила, — упрямо сказала Лера и повела плечами — перед глазами снова встало прыщавое лицо суженого Вити.
— Если так, зачем пришла? — ей показалось, что старик чуть улыбнулся под вечно всклокоченной бородой.
— Не знаю, — Лера потупилась, спрятав ладони между коленями.
— Ледяной плен не пустит, холодом душу скует, — тихо пробормотал Птах, повернулся и, взяв ее руку, что-то бережно вложил в нее, прикрыв подарок девичьими пальцами. — Молись.
— Я не умею, — растерялась девушка, смотря на свой сжатый кулак.
— И люди на ледяной земле не умеют, — странно ответил старик и протянул ей руки. — Дай мне длани свои.
— Зачем? — растерялась Лера, увидев, что ладони Птаха сильно обожжены.
— Дай мне длани свои, — терпеливо повторил тот. — И закрой глаза.
Поборов внутренний страх, девушка робко вложила свои руки в ладони старика. Они были холодными-прехолодными…
— Господи! — почувствовав ее прикосновение, негромко заговорил Птах. — Благодарю тебя за каждый день, что дан мне великою волей Твоею. Благодарю за еду и кров, насыщающие и согревающие меня. И верю, что все делается по высшему Твоему святому помышлению. Аминь!
Старец замолчал, и девушка решилась открыть глаза. Птах смотрел на нее и грустно улыбался.
— Повторяй ее иногда, и он будет рядом.
— Кто?
— Бог, который придумал тебя и меня, — порывшись под своей лежанкой, Птах протянул девушке маленький потрепанный томик. — Вот, тебе она нужнее.
— Что это? — Лера с любопытством посмотрела на книжку.
— Библия.
— Но я не могу! Это же вера, надежда! — излишне громко воскликнула девушка и, спохватившись, понизила голос, спешно подбирая слова. — Так многие говорят… Она же одна в убежище. Ее нельзя уносить.
— А толку-то? — усмехнулся старик и настойчиво сунул Лере книгу. — За все время у Пташки ее никто не попросил, а свадьбы да отпевания — это так, для ритуала больше. Бери. Теперь все в твоих руках: и вера, и надежда. Только любви нет. А в ней-то и сокрыт ключ к спасению м-м-м… — он поморщился, приложив пальцы к вискам. — Голова… голову ломит.
Это был сигнал, что Лере пора уходить.
— Пойду я, — спрятав книгу под тельняшку, она поднялась, от чего колыхнулось пламя карбидки. — Спасибо вам.
— С богом. Вспоминай Пташку.
Выходящая Лера тихонько прикрыла за собой дверь и разжала ладонь, на которой лежал маленький нательный крестик.
Оставшийся в каморке старик отвернулся
— И взглянул я, и вот Атом, и на нем всадник, которому имя смерть. И ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными. И расступится твердая вода, и белое станет алым…
Ночью накануне отплытия Лера лежала на кровати, с нетерпением выжидая, когда дед, наконец, уснет.
Прислушавшись к себе, она еще раз убедилась, что решение приняла твердо, несмотря на странные подарки и увещевания Птаха, несмотря и на разговор с Лобачевым.
К побегу давно все было готово, и девушке оставалось лишь выждать удобный момент. Нервы были напряжены, как стальные канаты. Не обратил ли дед внимание, что она слишком много болтала за ужином? Не заподозрил ли чего? Сунув руку под кровать, Лера нащупала плотно набитый рюкзак. На месте. Порядок.
Еще раз проверила несколько аккуратно сложенных листков с планами атомохода в разрезе. Страницы из технической книги в библиотеке Лобачева, которые она вырезала, пока хозяев не было дома, в убежище давно не запирались на ключ. Лера сгорала от стыда, но куда в этом лабиринте без карты?
Вскоре за стенкой перестали возиться, и под дверью пропала неровная полоска света от затушенной карбидки. Еще немного посидев в тишине, Лера достала клочок бумаги с заранее составленной прощальной запиской. Дядя Миша спозаранку собирался совершить длительную вылазку, на целый день, и это могло послужить отличным поводом для неожиданной отлучки девушки, когда Ерофеич поутру обнаружит ее пустую кровать. С первой частью готово. А вот дальше… Дальше надежда на Юрика.
Несмотря на то что времени было в обрез, одевалась медленно. Каждая вещица и деталь, составляющие нехитрую начинку их простенького жилища, вдруг стали пронзительно родными. Немудрено, ведь она прожила в этой комнате всю свою сознательную жизнь. Только сейчас, покидая родной дом, может быть, навсегда, Лера увидела, что вечно занятый делами Совета ворчливый дед все-таки нашел время и починил старый шкафчик на стене, который много лет заваливался на бок. Сколько раз она просила его это сделать. Раздражалась. И вот шкафчик снова висел как положено, а она этого даже не заметила.
Осторожно приоткрыв дверь на половину деда, тихо постояла на пороге. Поцеловать не решилась, боясь разбудить. А ведь сколько все-таки для нее сделал этот неумолимо стареющий, родной человек! Вырастил, выходил, рассказывал истории перед сном, заказывал у добытчиков книги и игрушки. У них всегда была неплохая еда. Получается, сейчас она, неблагодарная, его предает? Шмыгнув носом, Лера размазала бегущие по щекам упрямые слезы. Но было ли предательством ее желание самостоятельно решать свою судьбу? Пожизненный гнет семейного быта с нелюбимым человеком в обмен на право всего лишь иметь слово в бессмысленных спорах…