Ледяной сфинкс

Вербинина Валерия

– Что ты говоришь? – спросил Александр.

– Я говорю, что дверь-то запер, когда уходил, – объяснил Степан. – Зря их благородие мне не поверили.

– Замки надо будет сменить, – буркнул Александр. – И разбитое стекло.

Он посмотрел на кошку, которая очень вовремя почуяла во тьме чужака. Расскажи кому, что мяуканье спасло ему жизнь, – не поверят же. Куда проще все списывать на везение, как тот доктор с хмурым лицом.

Тяжело ступая, барон удалился к себе в спальню и, вспомнив кое-что, открыл запертый ящик стола, в котором лежал дневник его друга. Тут же, не поверив своим глазам, поспешно открыл другой ящик, третий, стал рыться

в бумагах… Все было напрасно.

Дневник Льва Строганова исчез.

Пока Александр Корф в своей квартире на Офицерской улице припоминал самые энергичные из известных ему слов и ломал голову, кому мог понадобиться дневник несчастного Льва, одинокая карета проехала по петербургским улицам к Невскому проспекту, а точнее – к расположенному там Аничкову дворцу, и остановилась. Дворец цесаревича, всего несколько дней назад сделавшегося императором, был окружен усиленными нарядами часовых, и во многих окнах, несмотря на позднее время, горел свет.

В одном из кабинетов за массивными дубовыми дверями сидел сам Александр III и, морщась, читал очередной отчет графа Лорис-Меликова [30] о том, как продвигается следствие по делу о цареубийстве. Рот Александра подергивался, под глазами лежали черные тени. Изредка он поднимал голову и смотрел на часы напротив, чей маятник со стуком ходил туда-сюда. Это были легкомысленные, может быть, даже глуповатые часы, украшенные позолоченными амурчиками и психеями, но вид их отчего-то успокаивал императора, он вселял надежду посреди тех тревог, что одолевали его в страшные последние дни.

30

Лорис-Меликов – крупнейшая фигура последних лет царствования Александра II. Ему были приданы полномочия фактически диктатора, в том числе в области полиции. Кроме того, Лорис-Меликов являлся одним из авторов проекта конституции, который не был претворен в жизнь.

Для понимания характера Александра стоит сказать несколько слов особо. Александр не был старшим сыном в императорской семье. Престол должен был отойти к его старшему брату Николаю, юноше красивому, умному, образованному, в котором все, знавшие его, предчувствовали образцового правителя. В противоположность ему Александр был неуклюж, походил на медведя и, что гораздо хуже, не обнаруживал решительно никаких талантов. Он был упорен, но не слишком умен, не хватал звезд с неба и вообще не блистал ни в какой области. Когда Николай умер от костного туберкулеза (поговаривали, что болезнь развилась у него после одного из шуточных единоборств с братом), большинство придворных восприняли перемену наследника как трагедию. Александр казался совершенно не подготовленным к той роли, которую ему отвела судьба.

И теперь, уже взрослым человеком тридцати семи лет от роду, он унаследовал престол, залитый кровью его отца. Пробегая глазами строчки отчета, новый император думал сейчас о том, желала ли его судьба возвысить – или наказать, сделав царем. А еще он задавал себе вопрос, не предпочел бы он себе и детям совсем иной, менее известной участи. Страна, которой он призван был управлять, не внушала ему ни капли доверия.

Недалеко от императора в широком кресле сидел граф Строганов и ждал, когда государь закончит чтение. Александр позвал к себе сенатора, чтобы посоветоваться с ним по чрезвычайно важному делу, которому он

придавал первостепенное значение. Строганова государь знал давно и понимал, несмотря на его образ жизни в прошлом, что на него можно положиться. В другом кресле расположился генерал Багратионов, который доставил отчет Лорис-Меликова. Багратионов хотел сразу же после этого удалиться, но царь попросил его остаться.

– Н-да… – буркнул наконец Александр и, сложив отчет, бросил его на стол. – Значит, вы нашли квартиру, на которой делали бомбы? – На его скулах ходуном заходили желваки, он хотел добавить что-то резкое, но сдержался.

– Да, – ответил Багратионов. – Хозяйка квартиры арестована, мужчина, живший с нею вместе, покончил с собой. Квартира на Тележной улице, дом номер…

– Я читал, – оборвал его Александр. – Затем за квартирой установили секретное наблюдение и задержали молодца, который туда явился. Что ж ваши люди были так нерасторопны, что дали ему открыть стрельбу из револьвера? Шесть пуль выпустил! А если бы он всех поубивал, что тогда? – сердито спросил император у психеи на часах.

– Не поубивал бы, государь, – почтительно, однако же с легкой улыбкой возразил Багратионов. – Револьвер был тульский.

Про дешевые тульские револьверы ходила поговорка: «Вот уж оружие! Захочешь застрелить неверную жену – попадешь себе в лопатку».

– А! Гм, ну тогда…

Александр кашлянул, попытался принять строгий вид, но не выдержал и рассмеялся. Смех, впрочем, получился нервный, однако император почувствовал некоторое облегчение.

– Квартиру, как я понял, нашли благодаря показаниям этого… выжившего бомбометателя? – отрывисто бросил он.

– Да, государь. Сначала-то юноша запирался, он-де несовершеннолетний, не подлежит наказанию и ничего не скажет. Но Адриан Спиридонович ему быстро разъяснил, что его действия подпадают под определение «государственный преступник», а это уже другая статья, и пощады там не жди. Тогда студент сбавил тон. В девятнадцать лет умирать не хочется, сами понимаете… Ну и Адриан Спиридонович ему папироску предложил, заговорил как с заблудшим дитем…

Как видим, версия генерала Багратионова существенно отличалась от того, что сам Адриан Спиридонович Горохов рассказал Амалии. Судя по всему, никакого раскаяния террорист вовсе не испытывал.

– Помилование, верно, посулил, – усмехнулся до того молчавший сенатор.

– Разве что забывшись, я полагаю, – отвечал Багратионов с тонкой улыбкой. – Не в его власти решать подобное, Андрей Петрович.

– А если бы террорист молчал? – бросил император. – Что тогда? Как бы вы вышли на его сообщников?

Багратионов вздохнул.

– Некая дама из особой службы доставила нам сегодня сообщение от осведомителя, – сказал он. – По нему мы бы все равно их нашли.

– Что за дама? – буркнул Александр. – И почему осведомитель не смог явиться сам? Чего испугался?

– Он не в том состоянии, чтобы бояться, государь, – спокойно ответил Багратионов. – Его убили.

Император насупился.

– Если дама из особой службы, то почему принесла сообщение вам, а не Волынскому? – допытывался он.

– Я полагаю, нелишне будет задать сей вопрос ему самому, ваше величество, – мягко отозвался Багратионов. – Особенно в свете данного письма…

В сущности, он приберегал этот удар для другого раза, но сейчас случай представился уж больно подходящий. Багратионов вытащил из кармана мятое письмо с адресом, написанным по-французски, и положил его на стол перед Александром.