Ледяной свидетель (сборник)
Шрифт:
– Не надо мне рассказывать о вашей рыбалке! – вновь прервал Гуров словоохотливого отшельника. – Значит, к озеру вы не ходили. А может кто-нибудь подтвердить, что вы все время были здесь? Вас кто-нибудь видел в это время?
– Нет, кто же меня мог видеть? – удивился дядя Лёша. – Люди ко мне ходят, это верно, но только днем. Чаще из деревни приходят, кому починить что-то надо. Вот давеча…
– А вы сами кого-нибудь видели после того, как ушли с переезда?
– Я? Нет, пожалуй, никого.
– Вы тут упомянули среди ваших деревенских знакомых Ирину Владимировну. Это случайно не та Ирина Владимировна,
– Наверное, та, – кивнул Степанов. – В деревне Ирин вроде больше нет. А это вы про какого пришлого говорите – про Василия, что ли?
– Так вы его знаете?
– А как же, знаю, конечно, – ответил дядя Лёша. – И в деревне встречались, и в сторожку ко мне он заходил. Несчастный человек, ни дома, ни семьи…
– Так у вас и у самого, как я понимаю, дома нет, – заметил Лев. – Ведь эту сторожку домом трудно назвать.
– Нет, почему? – возразил Степанов. – У меня в Москве квартира есть. Маленькая, на окраине, но есть. Но я в ней только зимой живу. А летом мне в городе тесно, скучно. Летом я на природу переселяюсь.
– И куда же переселяетесь?
– А в разные места. Дачи у меня нет, да я и не стремлюсь ее завести. Дача, понимаете, это собственность, а собственность человека тяготит, к месту привязывает. Я поселяюсь в разных местах. В этом году вот Ключи освоил. Мне тут, надо сказать, понравилось. Вот холода настанут, я в Москву поеду. А весной снова сюда вернусь. Сторожку эту обустрою, может, сарайчик какой сооружу…
– А вам не кажется, что здесь жить опасно? – поинтересовался Гуров.
– Что же тут такого опасного? – удивился Степанов. – Место тихое, мирное…
– Ничего себе, мирное! – не согласился сыщик. – Вот в следователя стреляли, едва не убили…
– Так он жив остался?
– Да, жив, хотя состояние тяжелое. А почему вас это интересует?
– Ну, хорошо, что самого страшного не случилось, что у убийцы его дело не вышло.
– Да, не вышло… – согласился Гуров. – Скажите, а у вас ружье какой марки?
– Ружье? – удивился Степанов. – Да нет у меня никакого ружья! Заходите, можете посмотреть. Я и на охоту никогда не хожу. Я человек мирный. Единственно, на кого охочусь, – на рыбу, да и то с удочкой. Деревенские надо мной смеются – они все больше с бреднем ходят… Вот, давайте я открою, и вы сами убедитесь, что оружия у меня нет.
Он прошел мимо Гурова к двери, достал из кармана сильно заношенной куртки маленький ключик и отпер дверь.
Вслед за хозяином Гуров вошел в сторожку. Мебели тут было, прямо сказать, немного: в углу небольшая печка-«голландка», рядом с ней кровать, покрытая лоскутным одеялом, кухонный стол, пара колченогих стульев да этажерка. Комната маленькая, метров двенадцать, не больше, с единственным окном.
– Вот, смотрите, никакого ружья здесь нет, – сказал хозяин, обводя рукой свои владения. – У меня все на виду…
– Хорошо, Степанов, пока у меня вопросов к вам больше нет, – заявил Гуров. – Но, возможно, они еще появятся. И тогда я нанесу к вам еще один визит.
И он отправился назад, в поселок.
Глава 17
На следующий день Гуров планировал рано утром, даже не дожидаясь результатов экспертизы найденного в озере обреза, а также черной куртки, отправиться в Москву.
Григорий Гаврилович охотно откликнулся на просьбу друга и согласился его отвезти. Сказал, что только утром сходит в деревню, купит яиц и творога, до которого он был большой охотник, и потом они сразу поедут.
Но вышло иначе. Гуров, вставший чуть позже друга, слышал, как тот ушел за покупками. Он встал, приготовил одежду, в которой собирался ехать в Москву (ведь в Следственный комитет не явишься в джинсах), и стал делать гимнастику. Он еще не сделал и половину упражнений, когда дверь дома распахнулась, послышался звук торопливых шагов, и в комнату буквально ворвался Сыромятников. На нем, что называется, лица не было.
– Поездка отменяется! – взволнованно сообщил он. – Тут такое дело! Ночью убили Петелина!
– Что ты говоришь?! – воскликнул Гуров. – Кто тебе сказал?
– Бабка Дарья, у которой я творог покупаю. У нее, оказывается, был уговор с Петелиным, она ему каждое утро относила банку сметаны и литр молока. Он ей сказал, что ему врачи прописали молочную диету и ему нужно все свежее.
– Как же она к нему проникала, интересно? У него же не дом, а крепость и звонка нет.
– А он специально выходил к условленному времени, ждал ее, – объяснил Сыромятников. – Дарья говорит, никогда не опаздывал. А тут она пришла – а его нет. Ну, деревенские люди не торопятся. Она решила подождать, посидеть возле калитки – там ящик какой-то валялся. Только собралась присесть, видит – а калитка-то не закрыта. Она подумала немного, потом заглянула. И увидела…
– Что?
– Не что, а кого. Петелина. Он свисал из окна. То есть голова и верхняя половина туловища свисали, а нижняя оставалась в комнате. Голова вся в крови. Дарья, как это увидела, бросила и сметану, и молоко и давай бежать. Мы с ней как раз возле ее дома встретились – она только оттуда прибежала. Так что я первый эту новость узнал. И ты уж извини, Лев Иванович, но я сразу, не дожидаясь твоего решения, позвонил этому лейтенанту, Ожогину. Сообщил о случившемся.
– Какие уж тут обиды, – ответил Гуров. – Ты все правильно сделал. Да, выходит, моя поездка в Москву откладывается. Что ж, пойду на место происшествия, осмотрю все как следует. Заодно постерегу, чтобы какие любопытные не наведались.
– Я с тобой пойду, ничего? – спросил Сыромятников.
– Хорошо, пойдем вместе, – согласился Лев.
Они вышли из дома и направились к коттеджу Петелина. Еще подходя к жилищу погибшего владельца транспортной компании, Гуров заметил отворенную калитку и стоявший рядом ящик, о котором упоминал в своем рассказе Григорий Гаврилович.
– Интересно, откуда здесь взялся этот ящик? – задумчиво проговорил он.
– Ну, наверное, Павел Петрович что-то привез, продукты какие-то, и бросил его здесь, – ответил на это Сыромятников.