Ледяной телескоп
Шрифт:
– Дня через два поедем с тобой. Может, и Володя поедет…
Он из посудного шкафа достал две рюмки. Из чемодана извлек большую бутылку коньяку. Налил граммов по сто, и мы выпили за встречу. Когда мне стало весело и легко, он налил еще. Как я ни отказывался, он заставил меня выпить. Разговор у нас как-то не клеился.
Скоро дядю сильно разморило, и мы разошлись по комнатам.
Я лежал у себя и курил. Мне было хорошо, спать не хотелось. Кругом тишина. Телефон молчал. Я все удивлялся, что этот крепыш мой дядя. Вот уж не представлял
Погасив очередную сигарету, я лег на спину и закрыл глаза. Так пролежал минуты две, как вдруг мне представилась могучая спина фотографа Кобальского. Он вроде бы стоял в какой-то комнате смеха перед зеркалом, в котором его отражение было раза в два сплюснуто и растянуто в стороны. И самое неприятное во всем этом было то, что искаженное отражение Кобальского было не чем иным, как вполне нормальным отражением моего дяди Станислава Грахова!
Я вскочил с постели.
– Дядя Станислав!! – крикнул я. – Дядя!!.
– Максим, что такое? – донесся сразу же меня успокоивший, уверенный голос. – Что случилось?
Я вошел к нему в комнату. Он лежал на кровати.
– Кто-нибудь звонил? – повернувшись, добродушно спросил он.
– Да нет. Дядя Станислав, вы же оборвали провод.
– Кто-нибудь стучал? Так открой дверь! Чего бояться?
– Дядя, мне показалось, что вы похожи на Кобальского…
– На какого Кобальского? Что за белиберда, Максим! Ну иди спи. Днем разберемся.
Я долго лежал в постели – курил, разглядывал старую фотографию, на которой, кроме меня, карапуза, и других, был и он, молодой дядя Станислав. Да, за такое время все сильно переменились…
В далекую дверь негромко, продолжительно постучали. Я поднялся, пошел и открыл дверь.
На крыльце, освещенный только-только что взошедшим солнцем, стоял фотограф Кобальский. Его подбородок покрывала та седоватая щетина, которую еще нельзя назвать бородой. На нем был серый, в широкую полоску костюм. Прижимая рукой к телу, он держал что-то довольно объемистое, завернутое в коврик с национальным орнаментом. Он переложил, скорее по животу перекатил сверток в левую руку, протянул мне правую и сказал:
– Добрый день, Максим! Разрешите представиться vis-a-vis. Кобальский Станислав Юлианович…
И тут нечто большое, прозрачное выскользнуло у него из-под руки. Он прижал к телу пустой коврик, неудобно повернулся и замер.
Округлая хрустально-прозрачная глыба льда упала к нашим ногам и, оставаясь все такой же чистой, блистательно сухой, по пыли тяжело откатилась к середине дворика. Она так сверкала в лучах всходившего солнца, что я инстинктивно заслонился рукой, наверное боясь повредить себе зрение.
Посреди дворика ясно, полуденно светясь, лежал огромный, чистейшей воды алмаз! Стоило мне лишь чуть сдвинуться с места, и он, как казалось, поворачивался в лучах раннего солнца другой гранью.
– Никто не увидит? – быстро, опасливо спросил Кобальский.
– Нет, – очнувшись, ответил я. – Никто.
Гость в два прыжка оказался около алмаза, вскинул над ним коврик и накрыл. Все это смахивало на фокус факира. И было слишком необычным, для того чтоб быть правдой.
– Что это такое? – толком не осмыслив всего происходящего, задал я довольно дикий вопрос.
Кобальский развел руками и коротко ответил:
– Алмаз. Точнее, бриллиант в сорок пять тысяч каратов. Может, в пятьдесят-шестьдесят тысяч…
– Сорок пять тысяч каратов??
– Да, Максим. И он твой. Возьми его себе, – шепотом сказал он.
Что визитер замышлял? На что рассчитывал? На мое замешательство? Я и в самом деле был в замешательстве. Но вовсе не потому, что мог стать обладателем невиданной драгоценности. Мне на этот пудовый «бриллиант» наплевать было. Даже если в нем и пятьдесят тысяч каратов.
По правде сказать, я понятия не имел, алмаз это или кусок какого-нибудь простого минерала. Если кусок заурядного минерала, мигом смекнул я, то ранний гость явился с каким-то незамысловатым обманом. Если же настоящий алмаз, да такой огромный…
Тогда все понятно…
И больше всего сейчас меня занимал вопрос: «Почему он показал его мне? Что за смелость? Откуда у него этот «бриллиант»?»
Прежде всего надо было выяснить, алмаз ли это…
В этом и заключался тонкий расчет Кобальского: вызвать во мне исследовательский интерес, чтоб увлечь, «зацепить меня». Но этого я еще не понимал. Зато сразу понял другое: лишь для виду разыгрывает он простачка – этакого щедрого гостя.
Так что мне ничего пока не оставалось, как прикинуться наивным и жадным парнем.
– Возьми его себе, – прервав затянувшееся молчание, повторил богатый гость. – Я не шучу. Бери!..
– Зачем?.. – растерянно сказал я. – Я не могу его… так просто взять. Да и зачем он мне?
– Почему просто?! – поднял гость брови. – Не просто, а за небольшую услугу, которую ты мне окажешь. Клянусь богом, за пустяк!
– Забыл… – действительно на миг забыв, что я взялся разыгрывать простака, сказал я. – Алмаз могут увидеть. Тут ко мне дядя приехал…
– Дядя? Ну что ж. Не показывай ему алмаз – вот и все!
Кобальский быстро, прямо на дворовой пыли завернул невиданной красоты камень в коврик, и мы вошли в дом.
– Нет, не сюда, – шепнул я богатому гостю. – Там дядя Станислав спит. Идите за мной.
Мы прошли в отдаленную, в прошлом году пристроенную к дому комнату. Я прикрыл дверь.
Кобальский положил драгоценную глыбу на пол. Я спросил:
– А это взаправду алмаз? Может, это просто кусок горного хрусталя?
Мое сомнение вызвало в нем целую бурю негодования.