Ледяной телескоп
Шрифт:
А мне вдруг вспомнился, будто назло, наперекор словам этого ценителя редких монет, ярко, в один миг, всплыл в памяти тот драматический случай… Может, это исполин вспомнил ту минуту – тяжелую минуту, почти отчаяние. Как два года назад, сдирая кожу на руках и ногах, я взбираюсь по скалистой горной круче, чтоб успеть; еще минуту, несколько метров, подать руку, сверху подать руку, потому что человек повис на одних руках над пропастью, только бы успеть!..
А тут этот, вместе с самолетом волокущий всех в пропасть, с зелено-коричневой бледностью на физиономии, сильно вспотевший,
– Представляй!..
– Я представляю, – сказал я.
Сказал и изо всех сил ударил по правой руке нумизмата. Его пистолет улетел куда-то далеко за кресло. Я стремглав мимо Большого Кеши бросился в нос самолета. Влетел в пилотскую кабину. Захлопнул за собой тяжелую дверь, задвинул внушительных размеров, как и все здесь, нелепую, будто амбарную, задвижку.
Бет недоуменно на короткий миг повернулся ко мне. Я знал, от положений какого рычага зависели обороты винтов этого самолета (видел, какое именно движение сделал Бет, когда двинул самолет на Рахмета Аннадурдиева).
А в дверь стучали, будто тридцать дьяволов стучали своими дубовыми головами… И тут же стали ударять. Чем-то тяжелым. Били очень сильно, словно торцом бревна, которое раскачивали на руках человек двадцать. Я подумал: «Это Большой Кеша… Наверное, лежа на спине, продвинулся вперед и теперь бьет ногой в дверь. Если самолет и взлетит, – мелькнула у меня мысль, – то из-за переместившегося вперед многотонного Кеши тут же врежется носом в землю…»
Моя схватка с Бетом длилась с минуту. Бет, к сожалению, был намного сильнее меня. Но, как бы там ни было насчет силы, в борьбе за положение рычага мне все-таки удалось сделать все, чтоб самолет значительно потерял скорость разбега.
Хотя неравная борьба с Бетом требовала от меня всех физических и душевных сил, от моего внимания ни на миг не ускользали и другие, пожалуй, более важные события: что и как видел, какие усилия предпринимал исполин. И самым главным, окрыляющим меня фактом было то, что расстояние между ним и самолетом сократилось до полукилометра…
Дверь выломали…
Они ввалились все разом, едва не столкнув Бета с пилотского кресла. Видно, Большой Кеша и не двигался с места, сидел все там же, посреди самолета. Значит, это они так стучали. Вчетвером. Я до сих пор понятия не имею, чем, каким таким бревном выломали они крепчайшую дверь. Действовали они так энергично, решительно и дружно, что у меня даже в памяти не осталось, как выбросили они меня из кабины. В один миг. Как мешок с опилками.
С разбитой головой я тут же вгорячах вскочил на ноги.
– Уведи его в хвост… – бездушно сказал нумизмат Кобальскому. – Навсегда. И чтоб я больше не возвращался к этому вопросу!..
– Иди туда… А я за тобой… – с жутким безразличием в голосе приказал мне Кобальский.
…Как сквозь туман, по более частым, ощутимым ударам шасси я заключил, что самолет катит все быстрей и быстрей.
Но и исполин, не ощущая своего тела, ничего не зная о своих силах, мчался за самолетом во весь дух!
Только благодаря неожиданному появлению старика Рахмета и моей схватке с Бетом самолет не взлетел на несколько минут раньше, когда исполин
Беглецы наконец почувствовали, что самолет оторвался от земли и плавно полетел.
Кобальский и испуганный Большой Кеша с облегчением переглянулись. Чтоб дать нам пройти, Большой Кеша, сидя, осторожно подвинулся.
– Сиди тихо, а то опять рухнем… – следуя за мной, сказал ему Кобальский и легко, прерывисто вздохнул.
Может, через минуту все сотряслось от сильнейшего толчка, а потом от другого. Момент неопределенности длился секунд десять. Некоторое время исполин бежал с самолетом в руках. Еще через несколько секунд на месте задней части фюзеляжа с треском и грохотом открылось в синее вечернее небо огромное зияющее отверстие…
Когда я очнулся, была ночь. Откуда-то несло гарью. Я едва мог пошевелиться. Ничего… все-таки жив!
Утром я увидел, что нахожусь недалеко от разрушенного самолета. Поднялся и, кое-как передвигая ноги, пошел к нему. Недалеко от груды самолетных развалин в позе безмятежно спящего лежало каменно-неподвижное, будто изваяние, тело моего освободителя. Нетрудно было догадаться, что это он извлек меня из самолета и отнес в сторону.
Недалеко от меня на берегу моря стоял вертолет.
За обломками самолета разговаривали. Я подумал, что это, может быть, кто-то из компании Кобальского, ребята из «алфавита».
Над грудой черепков показался человек.
– О, смотри! – закричал Рахмет Аннадурдиев. – Вон Максим! Живой!!.
В трех шагах от него, скользя по громыхающим плитам, торопливо поднялся еще кто-то. Я сразу же догадался, что это мой дядя Станислав. Конечно, он совсем не был похож на самозванца Зета.
– Жив?! Цел?.. – бежал ко мне и кричал он.
– Дядя Станислав?.. Станислав Грахов? – спросил я его, как только он в радостном недоумении остановился передо мной.
– Ну конечно!.. Максим!! Что тут произошло?! Что за черепки вокруг? И что за Будда там лежит?
– Долго рассказывать, дядя Станислав… – преодолевая слабость, проговорил я и сел на землю. – Но теперь все в порядке. А настоящий Кобальский никуда не денется… Только не умер бы на этот раз от жажды, без воды… Дядя Станислав, надо искать не замок Шемаха-Гелин, который занесен песками… Вначале надо прийти к мазару Урбекир-Баба. Там колодец есть. В колодце очень вонючая вода… Зато через него можно проникнуть в огромный подземный грот. Его построили когда-то эти… Там, глубоко под песками, на двадцати шести прямоугольниках и квадратах… А, да… Мазар и колодец разрушены Большим Кешей…
– О чем ты говоришь?.. Максим! – насторожился дядя, слушая мой лепет. – Какой Большой Кеша?..
– Там хранилище инопланетных…
– Ах, Максим, Максим! – укоризненно качал головой старик Рахмет. – Вот видишь: голодный, говоришь что попало, и дядя тебя не понимает!..
– Да ну тебя, дедушка Рахмет! – благодушно махнул я на старика рукой. – Сам потом увидишь.
– Ну и что там, в гроте-то?.. – посмеивался дядя Станислав. – Спишь ведь на ходу! Устал, голодный, наверное, не спал… Вставай, Максим. Идем в вертолет. Хватит о гротах!