Легавый
Шрифт:
Похоже, процесс пойдёт сложнее, чем я рассчитывал.
— Демьян, — вздохнул я обречённо и непроизвольно покривился, — ты хотел нам что-то рассказать.
Парень хаотично замотал головой. Так, что и непонятно было, ответ это «да» или «нет».
— Господа, — обратился к нам с орком Холмов, — позвольте я побеседую с молодым человеком. Вы ведь, Демьян Фролович, не против будете спокойной и мирной беседы? — и повернулся Шарап к Стешке, — Красавица, подай-ка водицы барину. А вы, Демьян Фролович, испейте да успокойтесь.
Да и правда, куда я полез, строя из себя следователя?
Стешка, смущённо зардевшаяся от неожиданного комплимента столичного гостя, кинулась наполнять стакан. Я же погрозил пальцем Демьяну, вышел из-за стола и, ухватив Тимонилино за рукав, оттащил его на пару шагов в сторону. Игра в доброго-злого полицейского вышла на славу без какой-либо заблаговременной договорённости и без всяких усилий с нашей стороны, совершенно случайно.
— Демьян Фролович, — продолжил тем временем Холмов, — нам стало известно, что водили вы дружбу с Валентином Тухваталиным. Ведь так?
— Так, — кивнул парень. Вроде только чуть успокоился, но тут же вскинулся и затараторил возбуждённо, периодически поглядывая на Елену Романовну, словно оправдываясь перед ней и ища поддержки: — Это не я, это всё Валька и зазноба евоная. Это он по Польке сох и таскался за ней, как на привязи. Он и меня с собой потянул. А я не хотел, мне эта Полька сразу сильно не по нраву пришлась. Недобрая она и с придурью. От таких подальше держаться надобно. Да Валька уговоров моих не слушал, себе на уме был.
— И куда именно Тухваталин вас потянул? — Холмов решил направить словесный поток парня в нужное русло.
— В общество новое тайное. Странное, неправильное. Но Полька сказала Вальке, что с ним будет, только если он новому господину присягнёт, коему она свою судьбу уже всецело вверила. Валька, дурак, и повёлся на обещание. И меня с собой потянул, чтоб не страшно было. Да только мы и вдвоём страху столько натерпелись, что и не высказать.
— Про страх чуть позже, — оборвал Демьяна инспектор. — Где сие общество тайное собиралось, припомнить сможете?
— Смогу, — закивал тот. — В заброшенном доходном доме купца Игнатова.
Холмов кинул на меня быстрый взгляд. Я кивнул. Помнил, что здание склада, в котором нашли Милану Лебедеву, тоже этому товарищу разорившемуся раньше принадлежал. Непонятно только пока, что из этого следовало. Но всё же очевидно, что какая-то связь между этими фактами имелась.
— Вы там были? — продолжил инспектор допрос. — С кем встречались?
— Были. Полька нас туда привела, чтобы новому кумиру своему представить. Ночью уж совсем привела, по темноте. В комнату большую затащила, а там свечей полно, по полу расставленных да на стенах развешанных. Но только свечи те слабые и, всё едино, темно в комнате той и жутко было. Дымом ещё пахло. Но не от свечей. Другим чем-то, неведомым, пахло. И люди какие-то у стены дальней стояли и песни пели. Не столько, правда, пели, сколько завывали. Заунывно так, аж до печёнок пробирало. А слов-то и не разобрать вовсе, ибо всё не по-нашенски пели.
— Много людей? — поинтересовался Холмов. — Опознать их при оказии
— Нет, — Останин замотал головой, — трое всего. И все в хламидах тёмных, что с головой их скрывают. Стоят, качаются и воют, со свечками в руках, но лиц всё одно не разглядеть.
— И что после?
— А после сам Наивысший пожаловал. Это его так Полька проклятущая обозвала. А мы его как увидели, так и обомлели. В жизни такого страхолюдства не видывали. Снизу-то вроде как человек совсем, а поверху от плеч — шея могучая да мохнатая. И голова козлиная с рогами преогромными. Идёт такой высоченный весь и в алой мантии длиннющей. Плавно так идёт, лишь мантия-то чуть и колышется. И прямо на нас. И руки к нам тянет. А смердит от него так, будто сдох он давно и только-только из могилы выбрался. Если бы Полька нас за рукава не удержала, мы бы так прочь и сорвались бы.
Ну что ж, вот и подтверждение моих видений. А то я слегка подозревал, что никто в мои россказни после общения с душой Миланы Лебедевой особо до сей поры и не верил.
— Рога у него вот такущие, — Демьян ребром ладони полоснул себе по плечу, — и хитро так закрученные. Я у наших-то козлов эдаких рогов отродясь не видывал. А голос у чудища тоже замогильный. Гулкий, жуткий. Он с нами говорит, а губами-то будто и не шевелит вовсе. Только башкой своей рогатой чуть качает, отчего только ещё страшнее…
— И что же он вам говорил? — перебил Демьяна инспектор. — Его слова вы понимали?
— Понимали, дяденька. Сказывал он, что рад новым адептам веры. Но сначала доказать преданность нам свою должно, а для того через гордость и приличия переступить, презрев все привычные догмы и морали. Прям так и сказал. И выбрать нам предложил. Либо, говорит, надобно вам будет пойти путём унижения через непотребства телесные, либо совершить обряд кровного единения с другими приспешниками.
— И вы, — вмешался я, — конечно же выбрали второе.
— Так мы же не знали, в чём тот обряд-то. Думали, как братание кровью, через смешение оной. А про жертвоприношение и не ведали вовсе. А про унижения-то Наивысший этот как нам объяснил, так у нас и выбора не осталось. Такую мерзость сказывал, аж повторять зазорно. А отступиться Валька уж не пожелал. Сильно, видать, Полька охмурить его успела.
— Что дальше было? — вновь перехватил инициативу Холмов. А я глянул на женщин, что сидели рядом, затаив дыхание. Даже служанки замерли неподалёку, бросив дела и изумлённо прислушиваясь к разговору. Вот им потом будет о чём меж собой посудачить. До крови ж поди языки смозолят, косточки барину перемывая.
— Дальше он нас по домам отпустил и велел к следующей встрече молитву выучить. А Полька проклятущая бумажки нам с письменами вручила и сказала, что призовёт нас к хозяину, как нужда будет. С тем и разошлись в тот раз.
— Выучил молитву-то? — стало мне интересно.
— Не, — мотнул головой парень, — не успел. Уж больно словеса необычные на той бумажке были.
— А бумажка где? — Холмов тоже посчитал момент с молитвами достойным особого внимания.
— Да тут у меня где-то, — принялся суетливо шарить по карманам Демьян. — Вот она.