Легенда бесконечности
Шрифт:
— Нужно убрать всё со стола и посуду всю перемыть.
— Ложись давай, я всё сделал, — сказал я, и она снова устроилась на своём месте.
Я присел рядом с ней на диван, и она прижалась ко мне. Её тело было таким тёплым, а аромат дыни, исходящий от неё, наполнял воздух. В нашем доме царила тишина, и это успокаивало. Её густые волосы свободно лежали на моей груди, как занавес. Она дышала тихо и размеренно. Мы смотрели на наши переплетённые руки, и я гладил её ладонь. Я наслаждался моментом, впитывая в себя эту тишину, и в моём сердце разгоралось пламя, которое невозможно было выразить словами. В следующее мгновение она повернулась ко мне, и наши взгляды пересеклись. Я всегда видел в её глазах нечто большее, чем просто отражение бескрайнего океана любви, в котором
— Адам, можно я задам вопрос? — робко поинтересовалась она.
— Всё что угодно, Алиф, спрашивай.
— Ты схватил его? Их всех?
Я вздохнул, но продолжил гладить её по руке, не отводя от её глаз взгляда.
— Да, на днях собирается совет в горах, все будут присутствовать. Алифнет, я не хочу, чтобы между нами были какие-то тайны, я отвечу тебе прямо: этому подонку Ди Виэйра не жить. Я убью его. Тех двоих я отправил за решётку, они теперь отбывают пожизненное заключение. Их жизнь в тюрьме не будет лёгкой, каждый из них будет находиться в одиночной камере. Подробности я оставлю при себе…
Она неуверенно кивнула соглашаясь со мной.
— А что с этой? — снова, будто чего боясь, спросила она.
— Её судьба в твоем распоряжении. Я бы отдал её на растерзание женщинам нашего района, и они бы не оставили на ней живого места. Тут выбор за тобой.
— Закрой её в доме для психических больных, я хочу, чтобы она сошла с ума… — отведя от меня взгляд, сказала она, стыдясь своего предложения. — Я не желаю ей легкой смерти или того, чтобы её за час её на улице забили до смерти. Пусть сойдет с ума одна в одиночной палате.
Я повернул её голову так, чтобы она снова смотрела мне в глаза.
— Хорошо, как скажешь, я согласен.
После этого наша тема разговора сменилась, мы погрузились в новые темы, делились мечтами, страхами, в воздухе витала магия, которой мне все эти дни не хватало, магия, которая окутала этот дом снова, наполненная счастьем и уютным вечером.
Глава 36
Я не прощаю, я выношу приговор
Ублюдка Леона и Лукаса посадили на пожизненный срок. Каждого в одиночной камере, где нет света, и остальными условиями, в которых они сойдут с ума. Жизнью Моники распорядилась Алифнет, она упекла её в психбольницу, и оспаривать я его не стал, спустя три дня её нахождение в том месте за эти три дня со своей головы она вырвала самостоятельно почти все волосы, а её ногти, которыми она царапала бетонные стены, стерлись до крови.
Я передал своим людям, чтобы всех главарей кланов и их сыновей-наследников, в том числе тех, кто мечтает о власти, чтобы занять мое место, но до конца не осознают, к чему может привести. Я хочу, чтобы все присутствовали сегодня вечером и прочувствовали, что будет с теми, если кто-то посмеет нарушить мой порядок, предать меня и навредить моей семье.
Высоко в горах пряча наши дела от взглядом простых людей. Вечером тут было уже темновато но свет луны и свет фар автомобилей разрывал тьму создавая атмосферу. Мы все собрались и каждый лидер клана был окружён своей группой. Старик Тевзадзе стоял с тростью в руках, а позади его семеро сыновей, и плюсом еще одиннадцать людей из его клана. Старейшина семьи Козюк сидел на одном из камней в окружении своих людей, куря трубку с горным травяным табаком, который якобы лечит его легкие. Да, вы верно подумали, старик был болен, у него был рак легких, который ему диагностировали врачи, и после этого ему был поставлен запрет на курение и в особенности того крепкого табака, который он курил ранее, он был просто ядерный, что некоторые даже находиться рядом с ним не могли. И вот тогда он решил перейти на якобы исцеляющий его табак, который был на основе трав и пах он чабрецом… Хитрец заставил Табаковода поменять лишь только запах, смешной он старик, но мне было жаль его, что этой привычкой он только губит себя.
Также прибыл Радан Старейшин из Болгарии со своими двумя сыновьями, но, к моему удивлению, без охраны. Их собралось много, были все, кого я пригласил посмотреть на конец выродка
Оглядевшись вокруг, я начал.
— Предательство — это яд, яд, которого не только ваша жизнь, но и жизнь ваших близких может подвергнуть опасности. Я обращаюсь ко всем вам, кто находится здесь. Ответьте, нравится ли вам получать доход от легального бизнеса, живя в спокойствии, не боясь того, убьют или же посадят вас? — И все хором ответили «да», слушая внимательно Адама, который буквально за эти несколько суток постарел лет на пять. — Нравится ли вам, что ваши дети могут спокойно гулять по улицам этого города, где нет за углом продавцов с наркотиками и прочими запретными веществами? Нравится ли вам такой порядок? — Все снова ответили «да», кивнув головой в знак согласия. — Тогда смотрите что будет с тем кто посмеет нарушить порядок.
В центре горел костер вокруг которого все сидели, и наблюдали за тем что будет с врагом.
Лица всех главарей были освещены бликами огня, а в их глазах отражалось хладнокровие, с которым они смотрели на Маркоса Ди Виэйра, которого привели парни и кинули у костра. У него был тряпичный мешок на голове, когда Азариас снял с его головы мешок, все увидели лицо в гематомах и ранах, которые продолжали кровоточить. Он был бессилен и не мог стоять на ногах, но был жив и видно, что мучился. В его глазах полопались капилляры, они были целиком залиты кровью. Уголки его губ были будто подрезаны, это случилось, когда Алекай проводил с ним беседу, несмотря на свои раны, он приложил усилия к его сегодняшнего парадному виду. Уголки губ, которые были будто надрезанные, получились, когда Алекай выворачивал ему каждый палец на руках, а после брался за руки, тот визжал, как свинья. Он добивал его сколько мог, но если бы мы еще оставили Алекая рядом с этим ублюдком, то Алекай бы убил его.
Я приближаюсь к Мамбе, держа в руках оружие. Он не может стоять на ногах и стоит передо мной на коленях. Его голова откинута влево, и он выглядит так, будто гордится собой. Он не испытывает ни капли сожаления. Этот негодяй даже не думает о том, что сделал.
Я чуть не потерял самое ценное в своей жизни — свою жену. Но и это не всё: мы с Алифнет потеряли нашего ребёнка.
Скорость моей ненависти к нему разрастается с бешеной скоростью, а сейчас, когда он стоит передо мной, смотря на меня своими заплывшими в крови глазами, в которых нет ни капли сожаления. Я направил на бразильца Маркоса Ди Виэйра пистолет. И время будто замирает для каждого из нас. Маркос стоит, и на его лбу выступает пот смешиваясь с кровью, у меня же перехватывает дыхание от того, на что я решился, и в глазах всплывает та картина, когда я впервые выстрелил в человека. Заслуживает ли он такого лёгкого наказания? — подумал я.
Все вокруг замерли, в их глазах появилось выражение настороженности.
Меня потрясает мой поступок, на который я решился в последний раз в своей жизни, и поток моих мыслей останавливает меня в самую последнюю секунду когда я решился выстрелить, резко направив пистолет вверх и я выстреливаю в небо, из которого льется дождь, а гроза громко гремит, гневаясь на то, что я не встретил в эту тварь.
— Я поклялся, что больше никогда не замараю свои руки в крови! — Прокричал я прямо в лицо Маркосу Адам, отбросив пистолет Алекаю, который его словил. — Ты и твой брат всё время злили меня, теперь, Маркос Ди Виейра, пришло время и тебя порадовать.
— Ты хочешь сказать, что развеселишь меня? Кончай дело. Вы все собрались тут для того, чтобы убить меня, давай же, пусти мне пулю в лоб.
— Ну уж нет, твоему брату и подонку Леону и этой сумасшедшей твари я позволил облегчить муки, посадив их в тюрьму, а другую в дурку упек. Но тебе я не дам такой возможности, — затем Адам схватил его за грудки, тот лишь в ответ на его действия улыбнулся ему в наглую, смотря на него. — Ты еще и смеешься? Смерть для тебя при помощи оружия — это самое легкое наказание, но я хочу помучить тебя и прокачу вас, сеньор Маркос Ди Виэйра, на аттракционе «Забавная четверка». — Войдя в образ сумасшедшего, сказал Адам. — Тебе понравится, я обещаю. Азариас Никон, вы знаете, что делать…