Легенда о королях
Шрифт:
— Некогда, — с сожалением отказался я. — Может, на обратном пути… А как театр назвали? Не «Глобус», часом?
— Вы слышали? — обрадовались старейшины. — И все это малограмотный перчаточник — представляете? Какими странными путями идет талант…
— Сэр Хотспер, — сказал я, когда мы двинулись дальше, — теперь я начинаю понимать, почему вы с таким энтузиазмом расспрашивали меня о жизни в моей стране. Это достойные нововведения.
— Благодарю вас, сир.
— А я вот совершенно не знаю, с чего начинать. Никогда не думал, что придется управлять
— Деньги, — сказал Хотспер. — Нужны деньги. Без них никак.
— Знаю, — вздохнул я. — Пресловутый «первоначальный капитал». Но пока что крестьяне несут оброк молоком и мясом, горожане — сапогами и тканью… У вас тут местные банкиры есть?
— Кто?
— Богатеи, способные дать деньги в рост под проценты? Ростовщики, менялы?
— Нет.
— Евреи?
— Только ваш Иуда.
— М-мда… С этого точно не разживешься…
— Нам, на острове, деньги практически ни к чему. Товар меняется на товар.
— А торговля с внешним миром?
— Сэр Ромул предпочитал держать остров в изоляции. Вопросы безопасности, да и дурное влияние… Вы же знаете, что творится во всем мире.
— Петр первый сошел бы здесь с ума без своих масонов, — кивнул я. — Ладно, будем сами создавать банки… Но опять же — где взять для этого деньги?.. Будем думать… Сэр Хотспер, а ведь это вы, а не какой-то малограмотный перчаточник, пишете пьесы для театра!
— Простите, сир? — фальшиво удивился он. — Не понимаю, почему это могло придти вам в голову. Подобное занятие крайне неблагородно, осуждается церковью и не пристало рыцарю.
— Там, где я жил, уже была эта история с «малограмотным перчаточником», который с трудом писал собственное имя, но якобы сочинял гениальные истории на нескольких языках, со знанием истории мира и нравов высшего света. А после смерти одного рыцаря, который брал у этого перчаточника деньги под проценты, так как был очень беден, нашли гравюру — рука с пером, высовывающаяся из-за кулис, и надпись под ней: «Написанное гением будет жить вечно, остальное неважно».
— Остальное неважно, — завороженно повторил Хотспер. — Это был мудрый человек, но, сир… Эти пьесы пишет перчаточник…
— Ну перчаточник, так перчаточник…
За день пути до замка Веридаха мы сделали большой привал. Солдаты занялись приготовлением пищи и подготовкой оружия, а я решил прогуляться по лесу, раскинувшемуся в этой части острова на многие километры. За мной увязался Иуда, раздобывший где-то резвого упитанного ослика, столь же упрямого, как он сам.
— Иуда, — безнадежно просил я, — ничего со мной не случится — поверь. Иногда человеку просто хочется побыть одному, ты можешь это понять? Солдаты рядом, я сам не из последних доходяг, а лес безлюден, как…
Как именно безлюден лес, я договорить не успел: что-то просвистело в воздухе, и одна за другой, с веселым стуком, три стрелы ударили в дерево на расстоянии вытянутой руки от моего лица. Я даже удивиться не успел.
— Куда путь держим, благородный рыцарь? — раздался нагловатый голос,
— Тьфу ты, черт! — выругался я. — Так же инфаркт схватить недолго. Что ж так пугать-то?
— А мы стучали, — нахально кивнул он на оперение торчащих из дерева стрел.
— Местный Робин из Локсли? — понимающе кивнул я.
— Ты обо мне слышал? — самодовольно улыбнулся он. — Тем лучше — меньше потратим времени на уговоры и споры. А время, как известно, — деньги. Не так ли, рыцарь?
— Грабить будете? — вздохнул я.
— Что вы! Как вы могли так плохо о нас подумать?! Просто хотели пригласить вас на обед. Не побрезгуете откушать в нашей дружной компании?
Лес вокруг сложно ожил, и молчаливые бородатые люди в зеленых одеждах взяли нас в плотное кольцо, держа луки наготове.
— Что ж, Иуда, — спокойно сказал я слуге. — Уважим столь сильное желание этих джентльменов пообедать в приличном обществе. Поверь, друг мой, им это приходится делать крайне редко.
Лагерь разбойников располагался в получасе ходьбы. По всей видимости, они уже давно заметили появление моей армии и поджидали случая взять «языка», чтобы понять причину вторжения.
Многочисленные шалаши, пара амбаров, две-три избы, по всей видимости, предназначенные для руководителей банды, какие-то землянки и пристройки — больше всего все это напоминало пристанище бомжей возле большой мусорной свалки.
— Прошу вас, рыцарь, — Робин преувеличенно услужливо распахнул передо мной дверь одного из срубов. — Прошу пожаловать в мое скромное жилище.
«Скромным» это жилище можно было назвать разве что по сравнению с крупным городским музеем. Толстые, ручной выделки ковры покрывали пол и стены, позолоченная мебель, явно «приватизированная» из зажиточных домов, выгодно смотрелась в пламени многочисленных свечей (вставленных в золотые подсвечники), повсюду были разбросаны украшенные драгоценными камнями кубки, статуэтки, оружие. В углу притаился изумительной работы полный рыцарский доспех, густо-черного цвета, с замысловатой золотой чеканкой-узором. Подойдя ближе, я изумленно покачал головой: не могло быть в этом веке таких доспехов. Более тысячи лет потребуется, чтобы оружейники дошли до подобных откидных забрал, заостренных нагрудников, длинных набедренников и тщательно проработанных поножней с наколенниками.
— Нравится статуя? — заметил мое любопытство Робин. — Говорят, ее бывший хозяин был известнейшим магом. Да от стрелы из чащи леса не всякая магия защитит. Садитесь, гости дорогие, откушайте с нами. Джон! Скажи Мэриан, чтоб принесла лучшего вина!
Могучий немногословный детина, заросший волосами так, что повстречайся он в лесу — вполне можно было принять за снежного человека, принес тарелки с мясом, а шустрая косоглазая девица наполнила кубки. Не чинясь, я пригубил… «Лучшее» вино разбойников было многократно хуже советского «Агдама». Поморщившись, я выплюнул пойло.