Легенда о Людовике
Шрифт:
— Тибо, не смотрите на меня так, — поморщилась она, когда граф наконец оторвал сверлящий взгляд от двери, за которой скрылся де Рамболь, и вперил его в королеву. — Мне начинает казаться, будто вы меня не одобряете, а это дурно, хоть мы сейчас и одни.
— Одобряю вас? — просвистел Тибо; его грудь тяжело вздымалась под кружевом сорочки, открытой в вырезе котты. — Мадам, вы только что сдались совету пэров!
— С чего вы взяли?
— С чего я взял?! А разве не это вы только что сказали этому напыщенному толстобрюхому болвану, который…
— Единственный
Граф Шампанский посмотрел на нее с подозрением пса, которому только что дали по шее, а затем ласково позвали назад. Он явно не понимал. И это было хорошо, потому что если не понял он, то, быть может, не понял и де Рамболь — он был на удивление простодушен, этот маленький старичок. Потому Филипп Строптивый и прислал его, поскольку был совершенно уверен, что де Рамболю не достанет ни ума, ни ловкости сговориться с Бланкой за спинами пэров.
— Я получила только что весть от моих шпионов, — поглаживая гончую, проговорила Бланка. — Вместе с де Рамболем в Шампань прибыла сотня солдат графа Булонского. Они обложили Монлери и готовы к штурму по первому приказу.
— Что?! — Тибо, едва опустившийся в кресло напротив Бланки, резво вскочил. Его глаза полыхнули — гнев зверя, учуявшего на своей земле запах чужого самца. — Это невозможно, мои люди…
— Источник заслуживает доверия. Люди Строптивого в течение нескольких месяцев небольшими группами пробирались в Шампань под видом бродячих ремесленников и торговцев. Неизвестно, сколько их уже в Монлери, но, без сомнения, здесь есть кому открыть ворота. Аудиенция де Рамболя была последней попыткой уладить дело миром. Если бы я дала решительный и окончательный отказ, этой же ночью мы были бы взяты штурмом.
Тибо стиснул зубы. Длинные гибкие пальцы лютниста сплелись в чугунный кулак, могущий — Бланка видела это сама — сбить наземь годовалого теленка.
— Я немедленно отдам приказ о срочной ревизии всех находящихся в городе войск. Чужаки будут немедленно опознаны, найдены и…
— И пойдут на штурм, потому что вы своей ревизией поднимите шум и докажете, что на деле я не собираюсь сдаваться. Сядьте же, Тибо! Кажется, я велела вам сесть и слушать.
Он бросил на нее свирепый взгляд, но молча сел. Гончая у ноги Бланки заскулила и заерзала, но осталась сидеть у ног королевы.
— Сперва я подумала о том, чтоб снова бежать. И мне… мне стыдно за это, Тибо. Я никому, кроме вас, не призналась бы в том, но мне стыдно. У меня двое сыновей здесь… один из них только что родился и, как вы знаете, слаб… мне стало страшно, Тибо.
Она говорила спокойно, без стыда, который ощущала от этих мыслей всего четверть часа назад. Стыд, как и страх, лежал позади, и она отдавала им последнюю дань, рассказывая вслух ему, единственному, кто был готов ее слушать.
— Я… я понимаю, моя королева. Не вините себя. Вы мать…
— Мы уже бежали однажды. В тот раз это было необходимым и верным решением. Но мой сын — король. Он не может и не
Тибо молчал. Он явно уже не пытался понять ход ее мыслей и просто ждал, когда она закончит.
Бланка вынула пальцы из шерсти гончей и со вздохом опустила руку на подлокотник кресла.
— Сперва я решила арестовать де Рамболя.
Тибо выпучил глаза. При всей его лютой нелюбви к епископу Тулузскому, ничего иного он сделать не мог.
— Ччто? Аарестовать епископа?!
— Но потом я подумала, что это будет слишком дерзким неуважением к нашей святой матери Церкви, а кроме того — вряд ли удержит людей графа Булонского от атаки. Скорее напротив. Для нападения создастся прекрасный повод — поглядите, добрые люди Иль-де-Франса, что творит эта обезумевшая кастильянка, готовая на богохульство ради своей слепой борьбы за власть! Полагаю, — добавила она, поразмыслив мгновенье, — что они именно этого ожидали от меня. Потому и прислали де Рамболя, зная отношения короля с Тулузой и отсутствие в нас чрезмерного пиетета к епископу, представляющему графство, негласно потакающее альбигойцам.
— Понимаю, — пробормотал Тибо; его взгляд, затуманенный бешенством, стал проясняться. — Вы с большей легкостью подняли бы руку на него, чем на любого другого прелата Франции… но оттого он не перестает быть прелатом.
— А мой грех не стал бы менее возмутительным, — кивнула Бланка. — Расчет был довольно верен. Думаю, оттого мне и передали это письмо сейчас, пока де Рамболь еще находился в нашей власти.
— Так это подлог? — оживился Тибо. — Вы полагаете…
— Я полагаю все что угодно, Тибо, — мягко сказала Бланка. — Правдиво ли это донесение, или же это ловкая провокация, призванная заставить меня оступиться, — не так важно. Важно иное: де Рамболь знает, что я получила предупреждение.
— Вы дали ему это почувствовать…
— Я старалась, — легко улыбнулась она. — Не слишком переусердствовала?
— Самую малость, — нервно усмехнулся граф Шампанский. — По правде, мадам, я был потрясен…
— Я видела. Как полагаете — наш досточтимый епископ тоже? Не то чтобы она спрашивала его совета: скорее, по его реакции могла судить о реакции Рамболя. При всем внешнем несходстве и противоречиях, они с Тибо были кое в чем очень схожи.
— Думаю, он почуял ловушку, — неохотно признал Тибо наконец. — Но вряд ли понял, в чем ее суть. Так или иначе, я полагаю, он отвезет в Париж донесение о том, что вы тянете время… и, что бы вы ни замышляли, вам нужно на это четыре недели.
— Как скоро он довезет эту весть до Парижа?
— Смотря на каких лошадях. Дороги сейчас ни к дьяволу не годятся. Так что я бы дал ему шесть дней, при доле везения.
— И столько же, чтобы вернуться с приказом о штурме Монлери, — задумчиво проговорила Бланка. — Значит, у нас есть еще десять — двенадцать дней. Возьмем десять, чтоб не раскаяться после.
— Это при условии, что пэры не примут вашу капитуляцию.
— Они ее не примут, Тибо. Они знают, что я не собираюсь сдаваться.