Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак(Историко-приключенческие повести)
Шрифт:
— Не дрейфь, Спарта, не пропадем!
— Да я ничего… Я в порядке…
Да, теперь ему не страшно, это не то что плыть одному в ночном море, с минуты на минуту ожидая конца. Сейчас ясный день, он в надежной крепкой шлюпке, рядом старшие товарищи, а главное, братан — сильный и добрый человек, который всегда придет на помощь. Вот он, заметив, что Спартак болезненно морщится, пристраивая поудобнее больную ногу, обеспокоился:
— Что с тобой? Нога? А ну дай посмотрю…
— Пустяки, Володя, честное слово! Уже почти не болит.
— Давай сюда, говорю! — Шелест положил себе на колени ногу Спартака и стал осторожно ее ощупывать.
— Разрешите-ка! —
— Спасибо.
Капитан разговаривал с радисткой.
— Светлана Ивановна, вы успели дать в эфир SOS?
— Нет, Викентий Павлович, — виновато ответила Рур. — Когда громыхнуло, я была в каюте. Побежала сразу в радиорубку. А тут второй взрыв… Не помню, как и в, воде оказалась. Простите…
— Не казнитесь, никто вас не винит. — Капитан помолчал и тихо, вроде про себя вымолвил: — Значит, никто не знает про нашу беду, для наших мы пропали без вести… Леонид Сергеевич! — окликнул он второго помощника. — Какие координаты были у «Коперника» на вашей вахте?
Штурман назвал широту и долготу и со вздохом добавил:
— Уже на траверзе островов Кангеан были. До Явы рукой подать. Обидно…
Капитан пожевал губами, размышляя. Наверное, представлял сейчас мысленно карту, по которой недавно прокладывал курс своего судна до порта Сурабая.
— Значит, мы уже в море Бали, и тогда нам надо держать курс на зюйд-вест, чтобы достичь Явы. Будем надеяться, что ветер и течение нам помогут…
— Да, — подал голос боцман Аверьяныч, — об эту пору северо-западный муссон здесь силен. Да и скорость течения бывает от трех до шести узлов.
— Бывали в этих местах, Иван Аверьяныч? — оживился капитан и, как бы оправдываясь, добавил: — Я-то южнее Сингапура не спускался.
— Доводилось, яс-с-ное море. Еще до Октябрьской. Во фрахте у англичанина ишачил. Копру возил.
— Оживленные здесь пути?
— Да как сказать… В мирное время бывало довольно толкотно. А сейчас — кто знает? Самураи-то, поди, всех распугали…
— Неужели течение бывает до шести узлов?! — недоверчиво спросил кто-то.
— Может, и поболе. Вот накатит шквалик — а они в этих клятых широтах частые гости, — и помчит наша шлюпочка что твой глиссер! И хорошо, если к земле, а ну как в океан, яс-с-ное море!
— Так вот, — прервал его капитан, — чтобы этого не случилось, надо заняться вооружением нашей шлюпки, и прежде всего поставить мачту. И вообще осмотрите, боцман, все хорошенько, чем мы располагаем…
Аверьяныч с помощью матросов занялся поисками, и вскоре выяснилось, что совсем немногим располагает экипаж шлюпки. Кроме мачты были четыре весла, плавучий якорь, багор, топор, ведро, кливер [126] , шлюпочный компас, аптечка и ракетница.
— Странно, но разрезного фока [127] почему-то нет, — разочарованно проговорил Аверьяныч, распяливая на пальцах кливер. — А на этом далеко не уйдешь…
— Может, это пригодится? — спросил Спартак, доставая из-под кормовой банки довольно большой кусок брезента.
126
Кливер —
127
Разрезной фок — разрезанный надвое парус.
— Это? Посмотрим, посмотрим… Ну что ж, если подшить его к кливеру, авось что и получится…
— Шить-то нечем! — с унылом безнадежностью заметил Ганин.
— Ты хочешь сказать: где мы возьмем, так сказать, иголку и нитки? — ехидно посмотрел на него Аверьяныч, и юнга невольно улыбнулся, узнавая своего старого учителя. — Так вот, при мне, как всегда, мой боцманский нож, а при нем, значит, и свайка [128] . Это и будет иголка. А нитки, точней, шпагат, ты, мил-человек, мне сделаешь вот из этого пенькового конца… Ну, чего смотришь? Расплетай и сучи, яс-с-сное море!
128
Свайка — инструмент для такелажных работ.
Белобрысый, что-то ворча, нехотя принялся за работу. Боцман и другим нашел дело. Ну, а те, кто не был занят изготовлением паруса, сидели на веслах, стараясь держать шлюпку носом против волны. Капитан осматривал шлюпочный компас и хмурился.
— Хотел бы я знать, куда это спирт из компаса делся? — пробормотал он.
При этих словах Витька Ганин потупился. Нет, он не пил эту гадость, на это способны лишь совсем пропащие люди, но одному из таких он продал его перед рейсом. Теперь компас не вернуть к жизни. А боцман принял упрек в свой адрес:
— Виноват, Викентий Павлович… Рази за всем уследишь, яс-с-сное море!
Видя, что все, кроме него, при деле, Спартак громко и обиженно спросил:
— А мне что делать?
— Вам? — Капитан отложил в сторону компас. — Вам, юнга, смотреть за морем. Хотя обзор со шлюпки невелик, но зато у вас глаза молодые.
Спартак, навалясь грудью на планширь, обшаривал глазами горизонт. Как ему хотелось увидеть корабль, а еще лучше — берег! Эх, как бы он завопил, громче, чем матросы Колумба: «Земля-а-а!» Но увы, кругом только вода и небо, небо и вода… И так десять минут, полчаса, час… Смотреть надоедает, глаза устают, и уже не веришь в возможность появления чего-либо в море. Но в том-то и трудность вахты впередсмотрящего: стоит расслабиться хоть на какое-то мгновение, закрыть глаза или отвернуться — и остались незамеченными дымок на горизонте или верхушки мачт, и прошел корабль-спаситель сторонним курсом…
ЖАЖДА
Солнце, тропическое солнце, поднявшееся в зенит, затопляло шлюпку нестерпимым зноем. Очень хотелось пить, но капитан ввел на пресную воду строжайшую норму — не больше двухсот граммов на человека в сутки, ибо никто не знал, сколько времени им придется пробыть в этой шлюпке.
Аверьяныч снял с себя рубашку, надетую поверх тельняшки, намочил ее в воде и обмотал голову. Многие заулыбались: очень уж забавно выглядел усатый боцман в чалме, но скоро убедились, что старый моряк поступил правильно: так легче выдерживать жару. Все, у кого были какие тряпки, стали покрывать ими головы. От жестокого солнца и морской воды кожа на лицах задубела, потрескалась, покрылась белесым налетом.