Легенда о смерти

Миляева Кристина

Штаб-квартира была расположена в непрезентабельном районе города, рядом с Театральной площадью, на последнем этаже облупившейся многоэтажки. Я, костеря всех, кого только можно и нельзя, с одышкой добиралась-таки до пятнадцатого этажа, ведь чёртов лифт не работал. Сейчас я понимала одно, надо было больше уделять внимания физической подготовке. Но ликвидатором редко приходилось бегать за преступниками, наш удел декокты и правильные контрчары к тем или иным артефактам, кругам и прочей мутной дряни.

— Путь к свету во тьме, — шепнула я, приложив ладонь к обшарпанной

двери, и тут же замерла, когда дверь поддалась без особых усилий.

Напрягшись, я стряхнула в руку проводник стандартной формы. Когда-то оную величали волшебной палочкой, но с развитием технологий, это стало проводниковым изделием общего типа формы номер три. Прямо у окна в пустой, казалось, квартире в громоздком кресле сидит старик, которого тут не должно было быть. Связные покидают зону прибытия полевых агентов за двадцать пять минут, до установленного времени, так что моя интуиция меня не обманута, тут творилась, какая-то чертовщина. Мужчина едва хрипел, когда делал судорожные вздохи и стонал на выдохе.

Рассматривая обстановку в комнате, я неловко застывала на месте, пытаясь понять, как лучше повести себя в подобной ситуации. Это было нарушением протокола и вообще всех мыслимых и не очень правил. Меня не должны застать в таком месте, но связной выглядел настолько плохо, что можно было предположить все что угодно. И кто бы вообще подумал остаться в штабе при таких обстоятельствах? Слишком это мутно и нерационально. Нужно было уходить. Сообщить операм о возможной попытке убийства и подставе. Потому что никто не поверит в то, что подготовленный шпион дал себя так просто раскрыть.

Ещё раз судорожно вздохнув, я попыталась взять себя в руки и немного успокоиться. Сердце бешено колотилось в груди грозя пробить грудную клетку и вырваться из костяных решёток. В голове всплыл надменный смех напарника и мерзкое хихиканье полковника, когда меня будут увольнять с позором. Я не желала такой участи для себя, так что практически мгновенно развернулась на пятках и захотела выйти из прихожей, чтобы не наследить ещё больше и не подставлять себя под удар.

— Прошу, не уходите, — прохрипел связной, протягивая в мою сторону руку. — Ты должна забрать его, пока сюда не нагрянули. Я совершил глупость и теперь от тебя зависит национальная безопасность. Если не успеешь…

Я даже не сразу поняла, о чем он, пока не заметила, что в комнате стоит удушающая жара. Словно его пытались сжечь заживо. Но это же глупо. Никто не станет подставлять связного. За это можно было схлопотать даже не карцер, а сразу камеру смертников, причём без права на помилование. Захлопнув за собой дверь, чтобы собраться с мыслями, я сделала несколько аккуратных шагов вперёд.

— Что вы здесь делаете? — я во все глаза рассматривала мужчину пытаясь понять, что происходит. — Вы не должны здесь находиться! Вы должны были оставить предмет и уйти ещё полчаса назад. Как вы могли допустить такого.

— На меня напали, — едва слышно пробормотал он. — Вы же уже слушали о том, что тёмный орден активизировался?

— О, черт! — меня тут же прошибло холодным потом. — Я

немедленно вызову бригаду медиков. Какие проклятия в вас попали.

— Не трудись, — покачал он головой, — три смертельных и одно разжижающее, я не жилец, моё тело держится лишь из-за того, что в него вшита куча артефактов. Так что поторопись и забери содержимое шкатулки. Передай начальству боёвки, что Александр был прав, эти твари не остановятся не перед чем. Им даже бог не судья, у них окончательно поехала крыша. И пока новый глава не заступил на должность, надо их всех вырезать!

Для того, чтобы просто опустить руки и уйти, я была слишком упряма, вся в свою родную матушку. Что уж там, в моей семье никто и никогда не опустил бы руки перед лицом опасности, фамильная, что б её, черта! В своих мыслях и действиях, чувствах и эмоциях. Мы всегда были честными и до предела упёртыми. Мне всегда казалось, что из любой ситуации, даже самой затруднительной можно найти выход, если постараться. Подобрать ключик и не лишиться при этом головушки. Получится ли так сейчас? Поверят ли мне опера? Найти чёртов выход из тупика… Хотя, один человек, обязательно поверит и на это нужно сделать ставку!

— Мне нужно проверить, — едва слышно говорю я и подхожу к шкатулке.

Старик кладёт на подлокотник руку, которая уже начала синеть. Все его тело напоминало иссохшую мумию, нежили реальное из плоти и крови. Пока я подходила ближе, мне удалось разглядеть, насколько мужчина худ. Тот факт, что его кожа просвечивалась подобно бумаге, не давал усомниться в его словах. На него напали, и это наш последний шанс сохранить артефакт и не дать тёмному ордену заполучить его. Каждый его вздох сопровождался хрипом. Он еле дышал и даже говорил с трудом. Кровь, что остаётся на подбородке, резко контрастировала с белёсым тоном его лица. От этого жуткого зрелища становилась дурно.

— Она не открывается, — подёргав за крышку, сказала я ему.

— Все хорошо, — улыбнулся он мне. — Прочти строки из блокнота и все встанет на свои места.

Трясущимися руками я приняла блокнот, который тот извлёк из кармана дорожного плаща, не такого, какой был у нас, а иного кроя. Но, наверное, у тех, кто рискует жизнью, должны быть свои секреты и их не должны подвергать опасности из-за такой ерунды. Из-за переизбытка ли эмоций и страха, но я как-то нерешительно смотрела на тонкую книжечку в красной обложке. Кинув на неё чары, убедилась в том, что та кристально чиста. Только после этого я аккуратно попыталась открыть её, но пальцы не слушались и срывали страницы.

Обложка с хрустом поддалась, и на пожелтевших листах медленно проявились строки. Пока я не перевернула последнюю страницу, на которой крупно написано название искомого артефакта, который я должна была доставить в офис. Я удивлённо посмотрела на старика, но не стала задавать вопросы, возможно он на самом деле уже достаточно стар, чтобы помнить все это наизусть. И кто знает, чем ещё ему приходилось промышлять в этом мире. К тому же, любая из этих штук имела такое значение, что и за меньшее от человека избавлялись.