Легенда о Вавилоне
Шрифт:
Весьма часто сплоченность и закаленность провинциалов приводят к тому, что на цивилизационном престоле оказывается их ставленник. Новый правящий дом, конечно, довольно быстро перерождается, приобретая столичные замашки, но не сразу и не всегда окончательно. Да и что такое «быстро» — один век, два? Бывает по-разному. Вступают в ход местные условия и индивидуальные особенности исторических эпох. Например, пограничной цивилизацией, почти полностью захватившей власть над породившей ее суперсистемой, является цивилизация североамериканская, уже несколько десятилетий признаваемая главой западного мира, законным плодом которого она, в свою очередь, является. В данном случае налицо смещение имперского центра из Лондона, Парижа, Вены и Берлина — в Нью-Йорк и Вашингтон [232] . Чаще бывает, что столица остается на прежнем месте, и меняется лишь правящий класс. Приход провинциалов на смену изнежившимся столичным штучкам отмечался в истории многих империй — римской, китайских, оттоманской, российской. Процесс этот не всегда проходит безболезненно. Обычно центр уступать не хочет
232
Вторая (помимо Нью-Йорка) столица массовой культуры неозападного общества — Лос-Анджелес — тоже находится в США. Но роль Нью-Йорка (гораздо более многогранная), конечно, заметно выше.
Равновесие между центром и периферией — исключительно важный компонент любой государственной или супергосударственной структуры. Его существование обусловливает нормальное функционирование социальной системы и предотвращает крен как в ту, так и в другую сторону. Что гораздо легче сказать, чем сделать. Вина в таких случаях обычно лежит на центре: он сосет соки из провинции и использует приграничных поселенцев для защиты от соседей, с которыми не сможет справиться регулярная армия. В конце концов провинциалам это надоедает, и они устраивают Смутное время или Великую французскую революцию. Или постепенно отлагаются от сидящего в Вене императора Священной Римской империи германского народа [233] , дабы со временем создать собственную Германию, с полным основанием командовать состарившейся Австрией и даже съесть ее на некоторый срок.
233
Sacrum impcrium Romanum nationis Teutonicae — официальное название Священной Римской империи, начиная с XVI столетия.
Теперь вернемся на три с лишним тысячи лет назад и посмотрим на ассирийцев, земли которых входили в состав государства Хаммурапи, и на другие древнемесопотамские государственные образования. Одним из предшественников-соперников знаменитого вавилонского царя был Шамши-адад I, чьи земли покрывали территорию будущей Ассирии. Это дает некоторым авторам возможность называть его державу, существовавшую в XIX–XVIII вв. до н. э., Древне-ассирийской, а страну, появившуюся через 400 лет, именовать Средне-ассирийским царством. В качестве аргумента выдвигается тот факт, что поздние ассирийцы всегда упоминали древних царей в качестве своих предшественников. Мы не можем участвовать в подобной специальной дискуссии. Укажем лишь, что, с одной стороны, стабильная Ассирия — государство, а не группка городов, объединенные на короткий срок — появляется только в середине II тыс. до н.э., а с другой — что географическое ядро будущей Ассирии — место, совсем не случайное. Как и Вавилон.
Уже говорилось, что все маршруты налетчиков с запада совпадали с торговыми путями и должны были пролегать через верховья Тигра, которые при надлежащей обороне могли стать для них серьезной преградой. И действительно — все крупные протоассирийские города возникают у переправ через вторую великую реку Древнего Востока. Механизм дальнейших событий относительно понятен: укрепленный населенный пункт становится выгодным центром торгового обмена, богатеет и тем самым начинает представлять очень лакомый кусочек, т. е. требует принятия экстраординарных защитных мер. Оборона же от алчных соседей может быть как пассивной (крепость), так и активной (регулярная армия).
Культурное влияние шумеро-аккадского юга на эти области несомненно. Может быть, оно сопровождалось иммиграцией из постепенно приходивших в упадок древнейших городов [234] . В любом случае цивилизация уже несла с собой достаточно выгод, как духовных, так и осязаемых и отмахиваться от нее не стоило. Однако на север переселялись люди, вынужденные по каким-то причинам покинуть центр своей культуры, в некотором смысле отрывавшиеся от него, возможно, не по своей воле. К тому же они довольно быстро подвергались закалке в схватках с различными противниками, окружавшими новые земли, и выжили отнюдь не все. Так произошел двойной отбор — на север ушли наиболее мобильные (или наиболее недовольные прежней жизнью), а выжили там наиболее приспособленные (воинственные). Очевидно, что отбиваться от нападения было лучше не в одиночку, а совместно — не исключено, что на основе воинской взаимовыручки и общей пограничной (или переселенческой) судьбы начал создаваться ассирийский этнос.
234
Не исключено, что отражением этого процесса является рассказ об уходе Фарры, отца Авраама, из Ура в Харран, на север Месопотамии (Быт. 11:31).
Бытие определяет сознание, поэтому жители аккадской глубинки постепенно обособились от своих южных братьев. Добро они наживали благодаря контролю над торговыми путями, а вот земледелие у них было развито похуже. Вероятно, сказывались погодные условия или неистребимое желание человека найти, где полегче, — взимать с купцов мзду за проезд или иные коммерческие поборы всегда привлекательнее, чем пахать и мотыжить. Постепенно жители богатых и воинственных городов, расположенных вдоль северной части бассейна Тигра, объединились, создав небольшое царство [235] . Силу они представляли внушительную и стали с легкостью расправляться со случайными грабителями, а потом догадались, что можно нападать на соседей и самим. Так возникла Ассирия.
235
Метко
Все вышеизложенное — очень примитивная схема, страдающая отсутствием многочисленных подробностей, растянувших описываемый процесс примерно на пять веков. Долгое время ассирийцы были слабее своих соседей — южных в Вавилоне, западных — в государстве Митанни [236] , хеттов, отдаленных египтян. Главным соперником ассирийцев в историческом смысле, народом, который бы мог занять их место в истории, были именно митаннийцы, государство которых располагалось на территории нынешней Сирии. Они тоже контролировали караванные пути и, более того, властвовали над самими ассирийцами не менее 100 лет. Однако последние не только освободились от гнета западных соседей, но и полностью их уничтожили (совместно с хеттами). Причины, по которым митаннийцы сгинули, а ассирийцы возвысились, неизвестны. Можно лишь предположить, что за последними стоял жизнеспособный аккадский суперэтнос, митаннийцы же были потомками пришельцев в Месопотамию из Закавказья — иноязычных и инокультурных хурритов, которые не смогли создать долговечное государственное образование и были постепенно поглощены западно-семитской волной.
236
Временем его расцвета являются XVI–XIV вв. до н.э. События митаннийской истории понятны ученым только в самых общих чертах и по данным внешних источников, в основном хеттских, но также египетских и ассирийских. Собственно митаннийские архивы пока не обнаружены, как не определено местоположение основных митаннийских городов. Хурритский язык также пока изучен недостаточно, так что даже в случае чудесного обнаружения упомянутых архивов, определенных выводов не удастся сделать еще долго.
Выход ассирийцев на мировую арену отмечен двумя письмами ассирийского царя египетскому фараону. В первом царь почти что подобострастен и ничего не просит от своего адресата, кроме как позволения преподнести тому кое-какие дары. Во втором же, отправленном после окончательной победы над митаннийцами, фараон уже величается братом, как равный, а титулы ассирийского владыки занимают несколько строчек.
Вавилония почти наверняка участвовала в этой борьбе, очевидно, поначалу оказывая помощь ассирийцам как слабейшим. В любом случае, даже если вавилоняне этого не понимали, сильные государства на севере и северо-западе закрывали их от вторжений, подобных хеттскому рейду. Не исключено, что их грела надежда: с падением Митанни развернется борьба между хеттами и ассирийцами за господство в отдаленных Сирии, Леванте и Палестине, а Вавилония останется в выигрыше, пока соседи будут обмениваться взаимоистощающими ударами. Но не тут-то было.
Оказалось, что Вавилония представляет собой слишком лакомый кусок, что время хеттской державы неумолимо уходит в прошлое, что боеспособность ассирийцев не знает себе равных, а методы устрашения населения, которые они переняли от хеттов, — вещь жестокая и действенная [237] . Не исключено, что в каком-то смысле ассирийцы первыми сумели отработать схему национального существования через военный грабеж. Эффективная армия была главным инструментом управления и, по-видимому, определяла стабильность государства, даже в случае дворцовых переворотов. Возможно, Ассирия начала расширяться в силу естественных причин, а именно — упомянутого выше желания как можно дальше отодвинуть государственные границы в связи с отсутствием границ природных. Постоянный военно-экономический успех подобных предприятий привел к их повторению и постепенно к возведению в политическое кредо. Подобный путь в человеческой истории прошли многие державы. Но ассирийцы были первыми, поэтому методы они использовали наиболее грубые и, как выяснилось, эффективные. По крайней мере, эти меры не раз приносили видимый и скорый результат, поэтому человечество продолжает их в той или иной степени применять по сей день.
237
Таким образом, ассирийцы являются и основоположниками психологической войны, кажется, часто успешной. В дальнейшем жители окрестностей не раз были более склонны покориться ассирийцам, а не подвергать себя опасности поражения и страшных массовых экзекуций (один из ассирийских царей сообщает в анналах, что в ходе удачного похода он «заполнил долины трупами»).
Выше говорилось о казнях и искалечивании пленных. Этим сообщениям, сделанным самими ассирийцами, к сожалению, можно верить. Не потому, что из позднейших времен известны случаи еще худшие (да и методы китайских царей эпохи «воюющих царств», находившихся в сходном с Ассирией историческом времени, столь же масштабны и кровавы), а потому, что, ослепив или отрубив пальцы нескольким тысячам бунтовщиков (или, если не бунтовщиков, то просто незадачливых соседей), действительно можно запугать сотни тысяч. Государственные образования в тот период были еще рыхлыми и не так далеко ушли от племенной системы. Поэтому поначалу окрестности империи дрожали и трепетали: до образования первых антиассирийских коалиций должно было пройти еще несколько веков. Своими поступками ассирийцы воистину вселили прочный страх в окружающий их мир. Но не было в этом страхе не только любви, но и восхищения (в отличие от чувств, которые вызывал у покоренных народов поздний Вавилон). Только покорный ужас.