Легенда о воре
Шрифт:
Комиссар пришпорил лошадь, пока не добрался до начала очереди, осыпаемый оскорблениями и недовольными причитаниями полусотни людей, ожидавших своего череда войти. Он показал стражникам бумагу, подтверждавшую его должность, но те всё равно посмотрели на него с подозрением. Он выдержал осмотр, не отводя взгляд, надеясь, что таким образом уведет их взоры от мальчика.
– Кто этот паренек?
– Мой слуга.
– Выглядит больным.
– Что-то съел не то.
Один из стражников подошел к мальчику, который лежал ничком на крупе лошади. Комиссар побоялся, что тот откинет платок, который он набросил на шею мальчику, чтобы скрыть гнойники. Однако стражник не
– Вы можете проезжать свободно, сеньор, но только не ваш слуга.
Комиссар собрался было возмутиться, но стражник его прервал.
– Придется вам заплатить за проезд, как и всем прочим. Два мараведи [2] .
Горько сетуя, чтобы скрыть свое облегчение, как поступил бы любой истинный идальго, комиссар потянулся к кошелю и дал стражнику медную монету.
На узкие улочки Севильи опустились сумерки, когда больной вместе со своим спасителем остановились напротив монастыря Святого младенца в квартале Ла-Ферия. Этот приют выглядел менее кошмарным, чем дюжина других, находящихся в городе, по крайней мере, так сказал комиссар Уальгвасил, который оставил там ребенка от одной из любовниц. Мерзавец этим хвастался, словно выбор места, где он избавился от собственного чада, мог послужить предметом гордости.
2
Мараведи - серебряная или медная испанская монета. Два медных мараведи равнялись одному серебряному.
Комиссар спешился и трижды ударил дверным молотком. Оттуда высунулся старый монах усталого вида со свечой в руке и боязливо осмотрел стоящего перед ним незнакомца с горделивой осанкой.
– Что вас сюда привело?
Комиссар наклонился и пробормотал несколько слов монаху на ухо, показав на свою лошадь. Монах приблизился к мальчику, который моргнул, заметив, как костлявые руки монаха срывают с его шеи платок, теперь запачканный выходящим из нарывов гноем. Старик поднес свечу ближе, чтобы осмотреть действие болезни.
– Вы знаете, как он подхватил чуму?
– Его мать умерла за несколько часов до того, как я его нашел, это всё, что мне известно, - ответил комиссар. Он боялся, что монах откажется принять зараженного чумой мальчика, но тот согласно кивнул, более пристально осмотрев шею больного. Затем он поднял голову и мягко погладил подбородок. Пламя высветило на его грязном лице глубокие морщины.
– Годков-то ему много, - проворчал монах.
– Должно быть, лет тринадцать. А в каком возрасте ваши ученики покидают приют, падре?
– В четырнадцать.
– Значит, у парня есть несколько месяцев, чтобы поправиться и, может, найти себе занятие.
Монах недоверчиво засопел.
– Из всех бедолаг, что оставляют в этой святой обители, лишь двум из десяти удается выйти за ее стены в день своего четырнадцатилетия. Но к тому времени они умеют читать и писать, мы даже подыскиваем им местечко, чтобы не сбились с праведного пути. Наша работа длится годами, а не несколько месяцев.
– Я лишь прошу вас дать парню возможность, падре.
– Вы заплатите за его пребывание?
Комиссар скорчил гримасу. Ожидать от монаха милосердия, да чтобы тот не попросил ничего взамен - всё равно что надеяться, что на дубе вырастут груши, но раскошеливаться ему не хотелось. Тем более, у него не было при себе собственных денег, лишь деньги короля, чтобы исполнить его поручение. Придется всё возместить, когда получит свое жалование. Он положил четыре эскудо в протянутую руку старика и, поскольку
– Шесть эскудо. Этого должно хватить.
Монах пожал плечами, словно говоря, что любых денег мало, когда их вручают слуге Божьему. Он вернулся в приют и позвал двух монахов помоложе, которые тут же появились, чтобы заняться мальчиком.
Комиссар снова сел в седло, но когда уже готов был отправиться в путь, старик взял лошадь под уздцы.
– Погодите, сеньор. Какое имя я должен назвать мальчишке, когда он спросит о своем спасителе, чтобы он мог упоминать его в молитвах?
Мужчина немного помолчал, устремив взор на мрачные улицы Севильи. Он чуть было не отказался отвечать, но прошел в жизни через слишком много испытаний и невзгод, чтобы отвергнуть молитву в обмен на шесть эскудо. Он снова перевел печальный взгляд на монаха.
– Скажите ему, чтобы помолился за Мигеля де Сервантеса Сааведру, королевского комиссара по закупкам.
I
Колокольный звон начался мощно и чисто, чтобы затем превратиться в быстрый, пронзительный и радостный перезвон. Этот звук ни с чем не спутаешь.
Севильцы с раннего детства учились толковать звон колоколов кафедрального собора. Он возвещал о свадьбах и похоронах, отмечал полдень и сумерки, предупреждал о болезнях и опасностях. Песнь бронзовых ангелов руководила жизнями горожан с неизмеримой высоты колокольни, как эхо Божьего голоса.
Послание достигло каждого уголка города: вернулся флот из Индий. Бесчисленные галеоны, трюмы которых были переполнены золотом и серебром, уже проходили Бетис, или Гвад-ал-Квивир, как называли реку мориски [3] , направляясь в порт Ареналь.
Банкиры и торговцы потирали руки, представляя товары, которые в скором времени наполнят их склады. Столяры из речной долины и корабельные плотники запрыгали от радости, ведь после опасного путешествия через Атлантику корабли нуждались в серьезном ремонте. Трактирщики, проститутки и картежники бросились в гавань со своими бочками дешевого вина, размалеванными лицами и мечеными картами. Они были первыми, но не единственными. Вся Севилья направлялась в Ареналь.
3
Мориски - мусульмане Аль-Андалусa, официально (как правило, насильно) принявшие христианство, а также их потомки.
Санчо не стал исключением.
Парнишка никогда прежде не слышал звона колоколов, однако сразу же понял, что это значит, ибо в последние недели весь город не желал говорить ни о чем другом, кроме как о скором возвращении галеонов. В эти минуты он не мог даже представить, что через несколько часов подвергнет опасности свою жизнь из-за того, что прибыло на борту одного из них.
Площадь Святого Франциска вокруг него кипела от восторженных возгласов в адрес Бога и короля. Торговцы поспешно разбирали свои лотки, зная, что тем утром весь народ будет в другом месте. Мастера проклинали учеников, требуя упаковать всё как можно быстрее. Санчо подошел к оловянных дел мастеру, убиравшему свои кружки в сундук.