Легенда о Вращающемся Замке
Шрифт:
— Помочь вам встать, сэр?
— Если вас не затруднит.
При помощи Гэриса Эдвард поднялся на ноги. Он не выглядел ни удивленным, ни раздосадованным, ни разозленным — не выказывал ни одного из чувств, приличествующих человеку, только что потерпевшему поражение в шаге от победы. Казалось, он воспринял случившееся как должное, и уж точно не находил в своем фиаско ничего, что было бы достойно сожалений. Эдвард снял шлем, и длинные, платиново-белые как свежевыпавший снег волосы рассыпались по плечам. Гэрис замер, как громом пораженный — в этот момент ему показалось, что его сердце прямо сейчас возьмет, да и выпрыгнет из груди.
Он и в самом деле забыл за эти проклятые месяцы многое из того, чего не следовало забывать. Он забыл,
— Что с вами, благородный сэр? — Лорд Фэринтайн улыбнулся. — Моя внешность кажется вам пугающей? Может быть, немного не совсем человеческой? Что поделать, таким я уродился на свет.
Гэрис сглотнул.
— Прошу прощения, сударь… Я… Просто удивительно видеть кого-то… Вы очень…
— Очень странно выгляжу? — закончил за него Эдвард. — Ну еще бы. Это многие говорят. Некоторые священники даже считают меня порождением дьявола и мечтают при случае окатить святой водой. Говоря по правде, я порождение своих отца и матери, а уж кто их породил, дело десятое. Зато никто никогда не объявит меня бастардом — такая незабываемая внешность не даст ни одному сплетнику усомниться в законности моего происхождения. Но погодите. Кажется, этот петух заканчивает кукарекать. Слово за его величеством.
Гэрис кивнул и повернул голову в направлении королевской ложи. До нее отсюда было три десятка шагов. Немыслимо близко и невыносимо далеко. Хендрик Грейдан, Божьей милостью герцог Таэрверна и король всего веселого Эринланда, сидел на возвышении, облаченный в боевые доспехи. На его плечи был наброшен алый плащ, а чело венчала корона. Он совсем не изменился, точно так же, как не изменился и Эдвард. Королю от роду было немногим меньше тридцати лет. Русоволосый и статный, он унаследовал по отцовской линии широкую кость Грейданов — но такие же, как у Эдварда Фэринтайна, льдистые глаза и тонкие черты лица выдавали в нем примесь древней эльфийской крови. Его лицо казалось сдержанным и одновременно беззаботным.
— Ваше величество, я вручаю себя и свою победу в ваши руки, — Гэрис не знал, каких усилий стоило ему говорить сейчас ясно и четко. — Для меня честь лицезреть вас здесь и честью было биться в вашем присутствии. Хоть мне и неведомо, достоин ли я этой чести.
Странное чувство, порой посещавшее Гэриса, посещавшее его много лет, сколько он себя помнил — сейчас это чувство вновь овладело им. Ощущение беспредельности вселенной, возможности ловить ее ритм и двигаться с ним в унисон. Такое безумие приходило к Гэрису в бою, когда пляшут клинки и свистят стрелы, каждый раз — мимо. Такое безумие порой ему являлось ему во время близости с женщиной, в миг, в который та принимала его в себя. И такое безумие ехало с ним в одном седле, когда он только явился в Таэрверн и полной грудью вдохнул его воздух.
Это безумие говорило сейчас его устами. Гэрис знал, что любое слово, которое он сейчас скажет, и любая вещь, которую он сейчас сделает, отпечатаются на будущем и определят его течение.
— Мой король, — сказал он, — я благодарю вас за честь говорить с вами, и я прошу вас об одной милости, которую, вы, быть может, мне предоставите.
— Вы доблестно сражались, сэр рыцарь, — сказал повелитель Эринланда. — Мне понравилось, как вы одолели лорда Фэринтайна. И пусть вы дрались не очень благородно, но в настоящем бою благородства вообще мало. Так чего вам угодно?
Гэрис поднял голову. Поймал взгляд Хендрика — так ловят стрелу в полете, обжигая ладонь. Фостера всего сейчас била дрожь, как на лютом морозе. Его словно пронзал поток — ослепительный, безбожно пьяный свет. Гэрис принял этот поток в себя, позволил раскидывающему пенные брызги водопаду наполнить своим
— Мне угодно… — Сейчас Гэрис чувствовал их всех. Хендрика, прикидывающего, до какой степени окажется нагл этот никому не ведомый боец и каких сокровищ себе запросит. Дэрри, во все глаза следящего за происходящим действом, восхищающегося и забавляющегося одновременно. Эдварда — заключившего себя в панцирь изо льда. — Мой король, — сказал Гэрис, — мне угодно… — Поток ревел, угрожал снести Гэриса своим течением, как горная река уносит упавшее в нее бревно. Главное сейчас — выдержать, продержаться, найти в себе силы. Не рухнуть прямо на песок, отхаркиваясь кровью. По черепу стучали тяжелые молоты карликов, а глаза были готовы взорваться и вытечь из глазниц. Ему хотелось вскинуть руки и закричать, позволяя световой реке смять и уничтожить само его существо — но вместо этого он говорил. Гэрис вкладывал всю мощь пронзающего его потока в произносимые им слова, превращая их из обычных слов — в заклинание силы. Так поступали чародеи былых лет. Словам, наделенным такой силой, подчинится даже король.
— Мой государь, мне угодно просить вас об одной-единственной милости. Не о поместье, не о руке благородной девицы и не о золоте. Я не могу сказать, что все перечисленные вещи не имеют для меня вовсе никакой цены. Утверждать подобное было бы ложью. Но я считаю себя вправе попросить вас лишь об одном, а потому прошу о самом для меня важном. Всю свою жизнь я служил сначала знамени вашего отца, а затем и вашему знамени. Я дрался за вашу семью на дальних рубежах, и не раз проливал свою кровь. Я не бывал в столице, и вы, наверно, никогда прежде не слышали обо мне — но всю свою жизнь я слышал о вас. Люди, вместе с которым я служил в одном отряде, все пали на последней войне. Мне некуда больше идти — и потому я пришел к вам. Вы сказали, я доблестно бился на этом турнире. Возможно, вам понравится, если я буду доблестно биться и в настоящем бою. Я прошу вас, сэр Хендрик из дома Грейданов, принять меня в свою королевскую гвардию. Вам нужны хорошие рыцари, чтобы проучить Клиффа Рэдгара и прочих псов. А я, видит Бог, очень хороший рыцарь — я сразил вашего кузена, а на такое во всем Эринланде кроме меня не сподобился больше никто. У вас не будет повода сожалеть о моей службе.
Он говорил очень просто, так просто, как только мог сейчас говорить, сдерживая крик. И он прекрасно знал, что простота его слов покажется придворным изощренной наглостью. Это сейчас не имело значения, значение имела лишь одна-единственная вещь. Вложил ли он в произнесенные слова достаточную силу, чтобы вуалью набросить их на короля и заставить его согласиться на такое, в сущности, безумное условие. Ведь лишь безумец может, придя с большой дороги и победив первого рыцаря государства, проситься дозволения попасть в отряд самых лучших, самых преданных воинов короля. Для того Гэрис и пропускал сквозь себя опаляющий свет — чтоб обратить этот свет в чары и спеленать этими чарами Хендрика, заставив его принять настолько дерзкую просьбу. Он не мог больше думать ни о чем, только удерживать бившее прямо сквозь него сияние, незримое ничьим вокруг глазам, но остро ощущаемое им самим. Гэрис знал, что не продержится дольше половины минуты. Потом придется выпустить волну из пальцев — иначе она насквозь выжжет его душу. Он мог лишь надеяться, что половины минуты хватит.
Магия всегда была опасна, и магия от начала времен ходила рука об руку со смертью. На его счастье, он был единственным человеком здесь, кто имел хоть малое о ней представление.
Хендрик откинулся на спинку кресла. Хлопнул руками по коленям:
— Допустить вас в королевскую гвардию? Да отчего бы нет. Вы показали себя славным бойцом. Я охотно принимаю вас к себе на службу. Покажете себе достойно — получите поместье, золото и все прочее, что полагается. Окажитесь недостойным — не сносить вам головы. Устраивают вас такие условия?