Легенда о заклятье
Шрифт:
— Благодарю вас, лучше, — коротко ответила Кармела.
— Все эти дни мы проводили в посте и молитвах, дабы Господь ниспослал вам исцеление.
Кармела кивнула.
Настоятельница трогательно взяла ее за руку:
— Девочка моя… — в уголке цепкого серого глаза неожиданно блеснула слезинка. — Девочка моя, нам дается одна жизнь. Отрекись от суетного, обратись к всевышнему…
— То есть, — прервала Кармела, — вы… предлагаете мне… стать монашкой?
Мать Сюзон облизнула губы. А Кармела расхохоталась. Она смеялась долго и искренне, сидя в постели,
— Успокойтесь, выпейте. Вы еще слишком слабы, чтобы говорить о серьезном.
— Я достаточно сильна, чтобы сказать "нет."
С ней ничего не смогли сделать ни уговорами, ни угрозами. Тогда о ней точно забыли. Не приносили еду, не перевязывали раны. Кармела попыталась бежать. Ее нашли у решетки монастырского сада. Без сознания.
… "Что вы собираетесь делать?"
"Что бы мы ни делали, это будет лишь для вашего блага и вящей славы господней".
"Не хочу. Нет! Не-ет!.."
Вспышка совсем обессилила девушку, и полчаса, на которые ее оставили в покое, не принесли облегчения. Та же келья с сырым камнем стен, тот же холод и расплывчатый синий свет из окна, та же жесткая постель, на которой она корчилась от боли в ранах и в горячечном бреду проклинала бога и звала Хименеса. Так же давят повязки на груди и так же пылает лоб от бессильной ненависти.
Она пошарила в поисках чашки с водой, которую обычно оставляли у изголовья. Чашки не было.
Между тем стемнело. Сумеречные тени выползли из углов и подступили к Кармеле, и тут за дверью показался свет. Вошли три монахини: две несли подсвечники со свечами, сразу же ярко озарившими все вокруг, третья — таз и ворох льняных полотенец. Следом вкатилась неопрятная служанка, прихватив передником ручки медного исходящего паром кувшина, а за нею — аббатиса и лысый толстяк в наглухо застегнутой черной куртке — лекарь. Оставив принесенное на скамье, монахини удалились. Служанка помогла лекарю снять куртку, и, пока он закатывал рукава рубашки, обвязывала его живот полотенцем. Настоятельница, стоя у дверей, перебирала ружанец.
Эти неспешные приготовления разбудили в Кармеле предчувствие чего-то неотвратимого: давний ужас полузабытого детского сна, когда приближаются ее мучители, а она не может ни пошевелиться, ни закричать. А между тем в лекаре не было ничего зловещего: низенький, толстый, с брызжущим весельем лицом гурмана и ловеласа. Бодро пыхтя, приблизился он к Кармеле, взял ее запястье в белые мягкие пальцы:
— Что же это вы, душенька, а? — сказал, стараясь придать как можно больше строгости своему бархатному голосу. — Что же это вы так всех напугали?
Озабоченно покивал, подал глазами незаметный знак служанке.
"Они не посмеют. Тогда ведь ничего не случилось. Мне страшно. Юджин!"
— Госпожа сама не понимает, что творит, — служанка, ворча, приподняла Кармелу и стащила рубашку с ее правой руки. Потом привычным жестом подоткнула ей под
Не слушая, Кармела напряженно следила за лекарем.
— Намочите полотенце, Пеппа, — велел он. Взял его, мокрое, горячее, выжал и опустил Кармеле на лоб. Она глухо вскрикнула от неожиданности.
— Ну-ну… Ничего плохого не случилось…
— До чего вы привередливы, госпожа, — осердилась Пеппа, всплескивая мокрыми руками.
— Еще!
Второе полотенце горячо прильнуло к обнаженному плечу. Горячие капли стекали по руке, падали на постель. Кармела лежала, сильно откинув голову, тяжело и с хрипом дыша. Лекарь достал блестящий ланцет, облил его кипятком и тут перехватил ее взгляд. В ее расширенных глазах метнулся ужас, как у зверя.
— Ну что вы, — произнес он как можно мягче. — Не надо бояться. Во-первых, это совсем не больно, а во-вторых, поверьте моему многолетнему опыту, это пойдет вам на пользу. Ведь вы же хотите выздороветь?
Не отвечая, Кармела вжималась в постель.
— Ну, ровно кисейная барышня, — пробурчала служанка. — Не обращайте на нее внимания, мой господин, нечего с ней церемониться. Делайте, что положено; она еще после благодарить вас будет, уж поверьте. А вам, госпожа, стыдно это. Сами лезли, никто не просил. А ежели крови боитесь — так отверните голову, а то сомлеете на грех. Ну!.. — красной распаренной рукой она повернула голову Кармелы к стене. От этого прикосновения к девушке точно вернулись силы. Кармела рванулась, отбросив эту руку, сдирая с себя налипшие полотенца. И снова рухнула на подушки. Келья плыла.
— Нельзя так, дорогая моя, — звучал откуда-то увещевательный голос лекаря. — Вы себе навредите. Постарайтесь не двигаться.
Горячая примочка снова легла на плечо. Кармела не смогла отстраниться. Потом он перехватил ее руку ремнем повыше локтя, резко дернул на себя, отводя от кровати и выворачивая, так что каждая жилка на ней болезненно напряглась, смахнул полотенце и одним движением ланцета вскрыл вену. Потекла кровь, медленная и густая. Служанка подставила таз. Темно-вишневые капли срывались и падали в воду, растекаясь в ней и бледнея. После короткой обжигающей боли Кармела погрузилась в какое-то оцепенение, когда можно ничего не желать и ни о чем не думать. Она смотрела, как кровь стекает по руке, которую придерживает лекарь, как позванивают о таз капли. Потом все закружилось и погрузилось в темноту.
Беспамятство было секундным. Сдержав болезненный стон, Кармела открыла глаза. Глядела, как лекарь мокрым полотенцем отирает кровь, зажимает надрез, накладывает на плечо повязку.
— Все. Все, голубушка. Вы молодец.
— Какая она храбрая, наша госпожа, — проговорила служанка уважительно, поправляя Кармеле подушки и обтирая ее покрытый холодным потом лоб. — Даже не застонала…
— Она очень слаба, — сказал между тем лекарь аббатисе. — Но, я думаю, теперь пойдет на поправку.
Мать Сюзон холодно кивнула.