Легенда об Уленшпигеле (с иллюстрациями)
Шрифт:
XIII
Уленшпигель и Ризенкрафт взяли себе секундантов, которые решили, что противники будут драться пешими и, по требованию победителя, вплоть до смертельного исхода; так потребовал Ризенкрафт.
Местом боя была выбрана маленькая поляна.
С утра Ризенкрафт надел своё стрелковое снаряжение. На нём был шлем с нагрудником без забрала и кольчуга без рукавов. Рубаху, разорванную в клочья, он запихал в шлем, чтобы, в случае нужды, употребить лоскутья для перевязки. Он взял свой самострел из доброго арденнского дерева, колчан с тридцатью
Вооружение у Уленшпигеля было барское. Он восседал на осле: седлом ему служила юбка гулящей девицы, на морду осла была надета ивовая плетёнка, над которой развевались стружки. Грудь осла, вместо панцыря, покрывал кусок сала, так как, объяснял Уленшпигель, железо дорого, к стали не приступиться, а медь в последнее время в таком количестве уходит на пушки, что и для кролика не из чего выковать оружие. Вместо шлема он прикрылся салатным листом [147] , ещё не объеденным улитками. В середину он воткнул лебединое перо — для последней песни, если плохо придётся.
Лёгкой, тонкой шпагой служила ему длинная, толстая сосновая жердь, к концу которой была привязана метёлочка из веточек того же дерева. Слева у седла висел нож, тоже деревянный, справа палица: стебель бузины с воткнутой на него брюквой. Панцырем его были лохмотья. Когда он в этом наряде появился на месте боя, свидетели Ризенкрафта разразились хохотом, но сам он угрюмо хранил своё кислое выражение.
Секунданты Уленшпигеля потребовали, чтобы немец снял свою стальную кольчугу, так как на Уленшпигеле нет ничего, кроме тряпок. Ризенкрафт согласился. Тогда его секунданты спросили, почему Уленшпигель вооружён метлой.
— Палку вы мне сами разрешили: можно же её украсить зеленью.
— Делай, как знаешь, — сказали четыре секунданта.
Ризенкрафт не произнёс ни слова и лишь сбивал короткими ударами шпаги тощие стебельки вереска.
Секунданты потребовали, чтобы он заменил свой меч метлой, как у Уленшпигеля.
Он ответил:
— Если этот голодранец по своей воле выбрал столь необычное оружие, то он, очевидно, надеется им защитить свою жизнь.
Уленшпигель, с своей стороны, повторил, что ему довольно его метлы, и секунданты объявили, что всё в порядке.
Противники стали друг против друга, — Ризенкрафт, закованный в сталь, на своём коне, Уленшпигель — на осле, прикрытом куском сала.
Выехав на середину поляны, Уленшпигель взял метлу наперевес, как копьё, и сказал:
— Гнуснее чумы, проказы и смерти, по мне, эта смердящая погань, которая в лагере храбрых и добрых товарищей не знает иной заботы, как совать повсюду свою кислую рожу и злопыхательную морду. Где появится такой поганец, немеет смех и смолкает песня. Всегда такой гнуснец с кем-нибудь дерётся или ругается и, таким образом, рядом с честным боем за родину затевает поединки, в которых — разруха армии и радость врагу. В разное время Ризенкрафт, здесь стоящий передо
Ризенкрафт ответил:
— Этот пьяница вообразил, что поединок — это забава; с радостью расколю ему череп, чтобы всякий увидел, что там нет ничего, кроме соломы.
По приказанию секундантов оба спешились, причём с головы Уленшпигеля упал салатный лист, немедленно пожранный его ослом. Только один секундант помешал ослу, дав пинка ногой и выгнав за изгородь поляны. Таким же образом отвели коня, и они поплелись вдвоём, пощипывая траву.
Затем секунданты с метлой, — это были секунданты Уленшпигеля, и секунданты с мечом — секунданты Ризенкрафта — подали свистом знак к бою.
И Ризенкрафт и Уленшпигель яростно бросились друг на друга. Ризенкрафт рубил шпагой, Уленшпигель отбивался метлой. Ризенкрафт клялся всеми дьяволами, Уленшпигель уворачивался, бегал по поляне вдоль и поперёк, туда и сюда, показывал Ризенкрафту язык, корчил ему рожи, а тот задыхался, и, как сумасшедший, махал по воздуху своей шпагой. Вдруг, когда он подбежал совсем близко к Уленшпигелю, тот мигом обернулся и изо всех сил ткнул его своей метлой в нос. Ризенкрафт упал на землю, растопырив руки и ноги, точно издыхающая лягушка.
Уленшпигель бросился к нему и возил без всякого милосердия метлой по его лицу взад и вперёд, повторяя:
— Проси пощады, не то всю метлу слопаешь.
Он тёр и тёр его безустали, к великому смеху присутствующих, и всё приговаривал:
— Кайся, не то слопаешь всю метлу.
Но Ризенкрафт не мог ничего ответить, так как от чёрной ярости умер.
— Господь да упокоит твою душу, бедный злюка! — сказал Уленшпигель.
И ушёл, огорчённый.
XIV
Октябрь шёл к концу. У принца иссякли деньги, и войско его страдало от голода. Солдаты роптали; он подвигался по направлению к Франции и старался вступить в бой с герцогом, но тот уклонялся.
Выступив из Кенуа-ле-Конт по пути к Камбрэзи [148] , он встретил здесь отряд из десяти немецких батальонов, восьми испанских и трёх эскадронов лёгкой конницы под командой дона Руфеле Генрицис, сына герцога Альбы. Завязался бой, и дон Руфеле среди схватки воскликнул по-испански:
— Бей, бей! Без пощады! Да здравствует папа!
Оказавшись в это мгновение против отряда стрелков, где Уленшпигель был взводным, он бросился со своими людьми на них. Тогда Уленшпигель сказал своему начальнику:
— Отсеку этому палачу язык!
— Отсеки, — ответил тот.
И Уленшпигель меткой пулей раздробил челюсть и разорвал язык у дона Руфеле, сына герцога.
Затем он выбил из седла сына маркиза Дальмарес.
Батальоны и эскадроны потерпели поражение.
После этой победы Уленшпигель искал в лагере своего друга Ламме, но не нашёл его.