Легенда об Ураульфе, или Три части Белого
Шрифт:
Барлет, не глядя на брата, вдруг натянул сапоги, вскочил и схватился за плетку.
— Ты куда?
— Есть одно дельце. Ты подкинул неплохую идею. Кое-кто мне поможет…
— Братец! Я пошутил.
Барлет осклабился:
— Не принимай всерьез. Мне плевать на красоток. Хочу подышать свежим воздухом.
— Что ты задумал? — Гимрон слегка побледнел. — Ты же не… Барлет, ты забыл? Колдовство на Лосином острове запрещено. Это… хуже лосиной охоты.
Барлет коротким движением плетки стегнул
— Говоришь, колдовство — хуже лосиной охоты? Вот и проверим.
Придурок спал на соломе, свернувшись калачиком, засунув ладони под мышки. Во сне застывшая, наклеенная улыбка оставляла его, и лицо мальчишки могло показаться красивым. Барлет взглянул — и почувствовал брезгливую жалость, беспричинную злость и желание больно ударить. Правда, мальчишка никогда не кричал от боли. Он плакал тихо, почти беззвучно. Такие слезы не могли утолить раздражение. Они вызывали ярость и желание бить сильнее. И Барлет опасался, что однажды, поддавшись соблазну, случайно убьет Придурка. А этого делать нельзя. Мальчишка — залог его власти.
Барлет тряхнул Придурка, вырывая его из сна. Тот вскочил, тараща глаза.
— Седлай мою лошадь. Поеду в горы. Если что будет не так, спущу с тебя шкуру. Понял? Шевелись! — На всякий случай Барлет влепил Придурку затрещину. Тот дернулся, всхлипнул, утерся — и принялся за работу. Барлет наблюдал: движения рук мальчишки притягивали к себе взгляд. «Ведьминское отродье!» — Барлет передернул плечами, стараясь освободиться от привычного наваждения.
— Все сделал, как надо?
Придурок кивнул. Барлет на всякий случай наградил его новой затрещиной, влез в седло и коротко приказал:
— Снимай рубаху!
Мальчик смотрел с испугом.
— Слышал, что говорю? До утра обойдешься.
Придурок подчинился.
Барлет скомкал рубаху, сунул в дорожную сумку и ускакал.
Придурок, постукивая зубами, нашел в углу мешковину, накинул на плечи и уселся, подтянув к подбородку колени.
Дядя Барлет очень смелый и носит красную шляпу.
А Придурка никогда не берут на охоту. Потому что Придурок — урод. У него больная спина. Там впадины — как колеи. Будто кто-то проехал по его спине на телеге. Дядя Барлет говорит, урод недостоин охоты. Он даже жить недостоин. И Придурку хочется провалиться сквозь землю.
А иногда, при людях, когда в усадьбу приезжают другие охотники, дядя Барлет говорит:
— Поедем с нами, Придурок!
Но потом всегда добавляет:
— Нет! Лучше дома торчи. А то взгляну на тебя — и тянет блевать. Приходится выбирать — охотиться или блевать!
Охотники громко смеются, когда дядя так шутит.
А на Придурка посмотришь — ему вроде тоже весело. Он всегда улыбается — и
Это из-за змеи. Придурок боится змей. Никаких зверей не боится — даже больших и сильных. Только змей. А ему однажды подложили в башмак веретеницу. У веретеницы нет ядовитых зубов. Но она извивается. Придурок прижал ее пяткой, и змея его укусила. И Придурок с тех пор улыбается. И за это его называют Придурком. За это — и за перчатки.
Придурок носит перчатки, длинные, до локтей, из толстой блестящей кожи, — и в дождь, и в жару, и в холод. И дядя Барлет следит, чтобы перчатки не рвались.
Придурок снимает их поздно ночью, когда никто в усадьбе не может его увидеть. И лошади тянутся к нему мордами — просят, чтоб он их погладил. И никогда не лягаются. И слушаются Придурка.
Придурок этому рад. И рад, что его никогда не берут на охоту. Он не может смотреть, как умирают лоси. А убитого лося не может освежевать! От вида лосиной крови у него опухает лицо, стекленеют глаза и на губах выступает пена.
Это случилось впервые, когда в конюшне жил Висли — вислоухий щенок Придурка. Висли достался Придурку слепым и готовым к смерти. Но Придурок не дал щенку помереть — выкормил из бутылки.
Об этом никто не знал. Ни одна живая душа. Придурок устроил в дальнем конце конюшни что-то вроде норы. А Висли был очень послушный и никогда не лаял. Успей тогда Придурок шепнуть ему «Место!», щенка бы никто не заметил. Но Придурку было так плохо, что он ничего не сказал. И Висли неправильно понял, что ему надо делать.
Он сразу учуял неладное — когда заскрипели ворота и двое втащили мальчика на руках в конюшню.
— Давай-ка, клади на солому!
— Эк его прихватило! Гляди, лицо похоже на блин.
— Придурок! Ты меня слышишь?
— Слышит, слышит. Вишь, шевелятся веки.
— Но само не пройдет. Вон, губы синие. И кровь из носа идет. Всю рубаху залило. И что Барлет вдруг удумал? Ходит мальчишка за лошадьми — и ладно. Вроде бы польза. А тут на тебе: пусть со всеми свежует лосей! Знает же, с придурью малый.
— Вот помрет его братец, будет знать!
— Ну, ты сказанул. Придурок — братец Барлета?
— Точно тебе говорю. Чего ж он о нем печется?
— Печется? Как мимо пройдет, так в подарочек — подзатыльник. И мальчишка худющий — кожа да кости.
— Точно тебе говорю. Это сводный братец Барлета. Ну, что мотаешь башкой? Старый Скулон завел себе полюбовницу. Незадолго до смерти. Эта его полюбовница была не из наших. И он, говорят, сошел от нее с ума — никому не показывал и держал взаперти. А это вот ихний сынок.