Легенда

Геммел Дэвид

Когда полусотня «Карнак» приготовилась к ежедневному бегу, ган Оррин подошел к ее командиру дуну Мендару.

— Сегодня я побегу с вами.

— Ган желает принять командование на себя?

— Нет — я просто пробегусь с вами. Ган тоже должен быть готов к бою, Мендар.

Недоброе молчание встретило Оррина, когда он встал в строй, выделяясь среди солдат своими бронзовыми с золотом доспехами.

Все утро он бегал с ними, лазил по веревкам и неизменно оказывался последним. Одни смеялись над ним, другие издевались в открытую.

Мендар бесился, считая, что командующий выставил себя еще большим дураком, чем он есть, — а заодно выставил на посмешище и всю полусотню. Джилад не обращал на гана никакого внимания — только один раз втянул его на стену, когда тот чуть было не упал.

— Да пусть бы шмякнулся, — крикнул кто-то.

Оррин скрипел зубами, но держался — он пробыл с полусотней весь день и даже работал с ней на сносе.

Все получалось у него вдвое медленнее, чем у остальных. С ним никто не разговаривал. Ел он отдельно, и не по своей воле — просто никто не пожелал сесть с ним рядом.

Вечером он отправился к себе, дрожа всем телом, с горящими огнем мускулами, и лег спать прямо в доспехах.

Утром — умылся, снова облачился в доспехи и присоединился к «Карнаку». Он отличился только в сражении на мечах, но и тогда не мог отделаться от мысли, что люди ему уступают. Да и кто бы их упрекнул?

За час до темноты пришел Друсс в сопровождении Хогуна и велел четырем отрядам — «Карнаку», «Мечу», «Эгелю» и «Огню» — собраться у ворот второй стены. Он обратился к ним сверху:

— Небольшая пробежка, чтобы размять мускулы, ребята.

От этих ворот вдоль стены и обратно ровно одна миля. Пробежите ее дважды. Полусотня пришедшего последним бежит еще раз. Вперед!

Когда все с топотом ринулись вперед, Хогун перегнулся вниз и воскликнул:

— Вот черт!

— В чем дело?

— Оррин. Он бежит с ними. Я-то думал, он будет сыт по горло вчерашним. Спятил он, что ли?

— Ты ведь бегаешь с солдатами — отчего же ему нельзя?

— Полно тебе, Друсс. Я солдат и всю жизнь ежедневно упражняюсь. А посмотри на него — он уже бежит последним.

Тебе следовало сказать «последний, не считая Оррина».

— Нельзя, парень. Зачем же его позорить? Он сам пошел на это — и не без причины, я полагаю.

На первой миле Оррин оказался в тридцати ярдах позади всех.

Он бежал из последних сил, преодолевая боль в боку, не отрывая глаз от панциря своего предшественника. Пот ел глаза, шлем с белым лошадиным хвостом свалился с головы — к большому облегчению Оррина.

На полутора милях он отстал на пятьдесят ярдов.

Джилад, бегущий в числе первых, оглянулся и повернул обратно к еле дышащему гану. Он поравнялся с Оррином и побежал с ним рядом.

— Слушай меня, — сказал он без одышки. — Разожми кулаки — так тебе легче будет дышать. Не отставай от меня и ни о чем другом не думай. Нет, не отвечай мне. Дыши на счет. Сделай глубокий вдох и сразу выдохни. Вот так. Делай такой

вдох через каждые два шага. Ни о чем не думай — только считай. И держись за мной.

Джилад занял место впереди Оррина и слегка ускорил бег.

Друсс сидел на стене, наблюдая за концом состязания.

Оррин бежал вместе со стройным командиром десятка. Почти все уже закончили бег и отдыхали, наблюдая за отстающими.

Оррин все еще шел последним, но только десять ярдов отделяло его от усталого солдата из полусотни «Огонь». Солдата подбадривали криками — все, кроме «Карнака», хотели, чтобы победил он.

Тридцать ярдов до конца. Джилад опять поравнялся с Оррином.

— Выложись весь. Беги, жирная скотина!

Джилад прибавил ходу и устремился вперед. Оррин прилип к нему, скрипя зубами, — гнев придал гану сил, и усталые мускулы словно ожили.

Десять ярдов до конца. Оррин поравнялся с солдатом. Он уже слышал несущиеся из толпы крики. Солдат поднажал, скривив лицо в мучительной гримасе.

Тень ворот упала на Оррина, и он рванулся вперед. Он влетел в толпу и покатился по земле. Он ни за что не поднялся бы сам — но другие руки поднимали его, и ставили на ноги, и хлопали по спине.

— Ты походи, — сказал кто-то. — Это помогает. Давай-ка, двигай ногами. — И Оррин пошел, поддерживаемый с обеих сторон. Со стены раздался голос Друсса:

— Полусотня последнего — еще круг.

«Огонь» побежал снова, на сей раз трусцой.

Джилад и Бреган усадили Оррина на выступ стены. Ноги у него тряслись, но дышать он стал чуть ровнее.

— Прошу прощения за то, что оскорбил вас, — сказал Джилад. — Я хотел, чтобы вы разозлились. Мой отец всегда говорил, что злость придает сил.

— Ты напрасно оправдываешься. Я все равно не стал бы взыскивать с тебя.

— Я не оправдываюсь. Я мог бы пробежать это расстояние еще хоть десять раз — как и большинство наших. Просто подумал — вдруг поможет.

— И помогло. Спасибо, что бежал со мной.

— По-моему, вы бежали просто здорово, — сказал Бреган. — Я-то знаю, каково вам. Мы ведь почти уже две недели бегаем, а вы всего-то второй день.

— Завтра опять придете? — спросил Джилад.

— Нет. Я бы рад, но дел много. — Оррин внезапно улыбнулся. — С другой стороны, Пинар прекрасно управляется с бумажными делами, а мне чертовски надоело целый день принимать депутации жалобщиков. Приду, пожалуй.

— Можно дать вам один совет?

— Конечно.

— Наденьте доспехи попроще. Меньше будете выделяться.

— Мне полагается выделяться, — улыбнулся Оррин. — Я ведь ган.

Высоко над ними Друсс и Хогун распили бутылку лентрийского красного.

— Нужно немало мужества, чтобы сегодня вернуться к ним после вчерашних насмешек, — сказал Друсс.

— Пожалуй. Нет, черт возьми, я полностью с тобой согласен и хвалю его. Просто непривычно как-то. Это благодаря тебе он обрел хребет.