Легенда
Шрифт:
Тощая лисица высунула морду из куста, тоже заглядевшись на пламя. Повинуясь порыву, Рек бросил ей полоску мяса.
Зверь стрельнул глазами с человека на мясо и обратно, схватил добычу и скрылся в ночи. Рек протянул руки к огню и стал думать о Хоребе.
Трактирщик вырастил его, когда отец Река был убит в северных войнах с сатулами. Честность, преданность, надежность, сила — всем этим Хореб обладал в полной мере. И еще он был добр — меж людьми такие редкость.
Рек вернул ему долг в одну памятную ночь, когда
Рек, к счастью, поздно засиделся за бутылкой и, услышав лязг стали о сталь, сразу выскочил наружу. Хореб бился, обреченный на поражение, — кухонный нож не защита против трех мечей. Однако бывалый воин оборонялся умело. Рек застыл на месте, позабыв о собственном мече. Ноги отказывались двинуться вперед. И тут чей-то меч, пробив защиту Хореба, раскроил ему ногу.
Рек завопил, и крик разорвал сковавший его ужас.
Несколько кровавых мгновений — и все было кончено. Первому врагу Рек вспорол горло, отразил удар второго, плечом отбросил третьего к стене. Хореб снизу ухватил этого третьего за ногу, повалил и зарезал своим ножом, а второй убежал в ночь.
— Ты был великолепен, Рек, — сказал Хореб, — Поверь мне, ты дрался, как бывалый воин.
«Но закаленные воины не цепенеют от страха», — подумал Рек.
...Он подбросил веток в огонь. Облако закрыло луну, и где-то ухнула сова. Рек дрожащей рукой схватился за кинжал.
Будь проклята эта тьма — а заодно с ней и все на свете герои!
Некоторое время он был солдатом, служил в Дрос-Кортсвейне, и ему нравилась такая жизнь. Но когда на границе начались стычки с сатулами, жизнь перестала быть приятной.
Он проявил себя хорошо и получил повышение: начальники говорили ему, что он прирожденный тактик. Они ведь не знали, что он не спит по ночам. И солдаты уважали Река. Не за то ли, что он был осторожен — даже опаслив? Он ушел из армии, боясь выдать свою истинную натуру.
— В уме ли ты, Рек? — сказал ган Джави, когда Рек подал в отставку. — Война только начинается. К нам идет подкрепление, и такой хороший командир, как ты, непременно получит повышение. Через полгода ты будешь командовать сотней. А там получишь и ганского орла.
— Я знаю, мой господин, — и, поверьте, очень сожалею о том, что не смогу участвовать в боях. Если бы не семейные дела.., да я правую руку отдал бы, лишь бы остаться в строю, вы же знаете.
— Знаю, мой мальчик. Нам будет недоставать тебя, клянусь Миссаэлем. И твоим людям тоже. Если захочешь вернуться, для тебя всегда найдется место. Ты прирожденный воин.
— Я буду помнить об этом, мой господин. Спасибо вам за помощь и за совет.
— Еще одно, Рек, — сказал ган Джави, откинувшись на своем резном стуле. — Ты слыхал, должно быть, что надиры готовят поход на юг?
— Такие слухи ходят постоянно.
— Да, уже много лет. Но Ульрик — большой хитрец.
— Но Абалаин только что подписал договор с ним. Мир в обмен на торговые привилегии и денежную помощь.
— То-то и оно, парень. Я ничего не скажу против Абалаина — он правит нами уже двадцать лет. Но сколько волка ни корми, он все в лес смотрит, ты уж мне поверь! Я хочу сказать, что такие люди, как ты, скоро очень понадобятся, так что смотри не заржавей.
Последнее, что может понадобиться дренаям, — это человек, который боится темноты. То, что им нужно, это второй Карнак Одноглазый — десятка два таких. Или Бронзовый Князь. Или сотня Друссов Легендарных. И даже если бы все они каким-то чудом вдруг явились, смогли бы они сдержать пятисоттысячную орду?
Можно ли даже представить себе такую несметную силу?
Они затопят Дрос-Дельнох словно сокрушительный вал.
И будь даже у дренаев возможность победить, Рек все равно не пошел бы. Да что там — даже верная победа не заставила бы его вступить в бой.
Кто вспомнит через сотню лет о народе, звавшемся дренаями? Они станут историей, как Скельнский перевал, овеянной легендами и приукрашенной сверх всякой меры.
Война!
Мухи, вьющиеся черной тучей над внутренностями человека, который рыдает от боли и зажимает живот обагренными пальцами, надеясь на чудо. Голод, холод, страх, мор, гангрена, смерть!
Война, какой ее знают солдаты.
В день его отъезда из Дрос-Кортсвейна к нему подошел один из его кулов и застенчиво подал ему тугой сверток:
— Это вам от всех нас.
Рек, смущенный, не находящий слов, развернул подарок и увидел синий плащ с застежкой в виде бронзового орла.
— Не знаю, как вас и благодарить.
— Ребята велели мне сказать.., ну, словом, нам жаль, что вы уходите. Вот...
— Мне тоже жаль, Корвак. Семейные дела — что поделаешь.
Тот кивнул, желая, видимо, чтобы и у него нашлись семейные дела, позволившие бы ему уйти из Дроса. Но для кулов не существует отставки — только дун может покинуть крепость во время войны.
— Что ж, удачи вам. Надеюсь на скорую встречу.., мы все надеемся.
— Да, мы увидимся скоро!
Это было два года назад. Ган Джави умер от удара, и несколько сотоварищей Река погибли в битвах с сатулами. Что до кулов — кто их считал?
...Рек ехал по лесу. Дни, холодные и угрюмые, проходили, к счастью, без происшествий, пока наутро пятого дня на тропе, огибающей вязовую рощу, он не услышал самый ненавистный для него звук — лязг стали о сталь. Ему бы проехать мимо — он знал, что должен проехать мимо. Но любопытство пересилило страх. Рек стреножил коня, закинул за спину колчан и натянул свой роговой лук. Потом осторожно спустился между деревьев в засыпанную снегом лощину.