Легенда

Геммел Дэвид

К полудню двадцатифутовой ширины стена стала скользкой от крови, и трупы покрыли ее — но битва продолжала бушевать с той же силой. Оррин у надвратной башни дрался как одержимый вместе с воинами «Карнака». Бреган, сломав свой меч, подобрал надирский топор, двуручный, на длинном топорище, и орудовал им с поразительным мастерством.

— Вот настоящее мужицкое оружие! — крикнул ему Джилад во время краткой передышки.

— Поди скажи это Друссу! — ответил Оррин, хлопнув Брегана по спине.

В сумерках надиры снова отошли, провожаемые

ликующими воплями и улюлюканьем. Но победа досталась дренаям дорогой ценой. Друсс, весь залитый кровью, доковылял, переступая через тела, до обтирающих оружие Река и Сербитара.

— Эта проклятая стена чересчур широка, чтобы держать ее долго, — сказал он, в свою очередь обтирая Снагу о кафтан мертвого надира.

— Святая правда. — Рек утер лицо краем плаща. — Но ты прав — нельзя отдать ее так просто.

— Пока что, — сказал Сербитар, — мы убиваем их из расчета три к одному. Этого мало. Они нас измотают.

— Нужны люди. — Друсс сел на парапет и почесал бороду.

— Вчера я отправил гонца к моему отцу в Дрос-Сегрил, — сказал Сербитар. — Дней через десять придет подкрепление.

— Драда ненавидит дренаев, — покачал головой Друсс. — С какой стати ему слать сюда людей?

— Он пришлет мою личную гвардию. Таков закон Вагрии.

Хотя мы с ним уже двенадцать лет не разговариваем, я остаюсь его первенцем, и это мое право. Триста воинов с мечами прибудут ко мне — немного, но все же польза.

— А из-за чего вы поссорились? — спросил Рек.

— Поссорились? — удивился альбинос.

— Ну да, ты и твой отец.

— Мы не ссорились. Он смотрел на мой талант как на «дар тьмы» и хотел убить меня, но я не дался. Меня спас Винтар. — Сербитар снял шлем, развязал свои белые волосы и потряс головой, подставив ее вечернему ветерку.

Рек, переглянувшись с Друссом, сменил разговор:

— Ульрик, должно быть, уже понял, что сражение предстоит нешуточное.

— Он знал это заранее, — сказал Друсс. — Покамест это его не беспокоит.

— Отчего же? А меня вот беспокоит. — Вирэ подошла к ним с Менахемом и Антахеймом. Монахи молча удалились, а Вирэ села рядом с Реком, обняв его за пояс и положив голову ему на плечо.

— Нелегкий выдался денек, — проговорил Рек, гладя ее волосы.

— Они оберегали меня, — шепнула она. — Это ты им велел, я знаю.

— Ты сердишься?

— Нет.

— Вот и хорошо. Мы только что встретились, и я не хочу тебя терять.

— Вам обоим надо поесть, — сказал Друсс. — Я знаю, вам не хочется, но послушайтесь старого вояку. — Старик встал, оглянулся еще раз на стан надиров и медленно побрел к столовой. Он устал. Устал до предела.

Вопреки собственному совету он обогнул столовую стороной и направился в свою госпитальную каморку. Длинное строение полнилось стонами раненых. Запах смерти стоял повсюду.

Носильщики таскали мимо Друсса кровавые тела, подлекари ведрами лили на пол воду и, орудуя тряпками и песком,

готовили помещение к завтрашнему дню. Друсс ни с кем не заговаривал.

Открыв дверь комнаты, он увидел там Каэссу.

— Я принесла тебе поесть, — сказала она, не глядя ему в глаза. Он молча принял от нее тарелку с говядиной, красными бобами и толстыми ломтями черного хлеба и стал есть. — В соседней комнате приготовлена ванна, — сказала она, когда он закончил. Он кивнул и разделся.

Сев в чан, он смыл кровь с волос и бороды. Холодный воздух коснулся его мокрой спины — это вошла Каэсса. Она стала рядом на колени, набрала в пригоршню ароматического мыла и стала мыть ему голову. Он закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ее пальцев. Она ополоснула ему волосы теплой чистой водой и вытерла свежим полотенцем.

Вернувшись к себе, Друсс обнаружил, что она приготовила ему чистую рубашку, черные шерстяные штаны, а кожаный колет и сапоги протерла губкой. Прежде чем уйти, она налила ему лентрийского вина. Друсс осушил кубок и прилег на кровать, опустив голову на руку. После Ровены ни одна женщина так не ухаживала за ним, и он разнежился.

Ровена, его девочка-жена, увезенная работорговцами вскоре после их свадьбы у большого дуба. Друсс последовал за ними, даже не похоронив своих родителей. Много месяцев он странствовал по свету и вот наконец вместе с Зибеном-Бардом вышел к их лагерю. Узнав у вожака, что Ровену продали купцу, который увез ее на восток, Друсс убил работорговца в его шатре и снова отправился в путь. Пять лет он странствовал по континенту, стал наемником и прослыл самым страшным воином своего времени. Наконец он сделался призовым бойцом Горбена — бога-короля Венгрии.

Когда он отыскал свою жену в одном восточном дворце, он плакал навзрыд. Без нее он был только половиной себя.

Она одна делала его человеком, сглаживала темные стороны его натуры — с ней он обретал себя целиком и видел красоту не только в стальном клинке, но и в цветущем лугу.

Она тоже мыла ему голову, и под ее пальцами боль утихала в шее, а гнев в сердце.

Ее не стало, и мир опустел — только серая рябь осталась там, где некогда переливались яркие краски.

Пошел тихий дождь. Друсс послушал еще немного, как он шуршит по крыше, и уснул.

Каэсса сидела снаружи, обхватив руками колени. Если бы кто-то подошел к ней, то не понял бы, что струится по ее лицу — дождь, слезы или все вместе,

Глава 22

Тридцать впервые стояли на Эльдибаре все вместе. Сербитар предупредил Река и Друсса, что нынче бомбардировки не будет, зато надиры постараются измотать защитников бесконечными атаками. Друсс наотрез отказался отдыхать и стоял посредине стены. Его окружали Тридцать в своих серебристых доспехах и белых плащах. Хогун тоже был с ними, а Рек и Вирэ примкнули к «Огню», стоящему на сорок шагов левее.