Легендарь
Шрифт:
— Да, — сознался Крамугас, — везу.
— Ага! Ну вот, — с немалым удовлетвореньем хмыкнул голос, — я так и знал! Их тоже нельзя вывозить. Так что не взыщи, любезный, весь твой багаж мы конфискуем. Лететь придется налегке. Багаж оставь там, где стоишь.
— Но, позвольте!.. — возмутился Крамугас. — Я протестую! У меня там масса нужных мне вещей!..
— А я предупреждал. Одна запрещенная вещь дискредитирует все остальное. Как и скверная мысль. Рядом с ней все прочие благие — совершеннейший пустяк. Скажи спасибо, что хоть так-то отпускаем.
—
— Не обижай, — заметил голос. — Все, в реестр занесенное, святое! И для нас, и для тебя.
— Для вас — не спорю. Ценное, святое!.. — широко развел руками Крамугас. — Сегодня ценно, завтра — нет. А то, что живой человек летит — человек! — это пускай, он ценности не представляет. Так?
— Человек — существо хоть и живое, но смертное, — проникновенно возвестил голос. — Это непременно надобно учесть. А вещь, при должном к ней отношении, — бессмертна. Вот и бережем. Ты вспомни-ка учебную историю, любезный. Человек валютой не был никогда, тогда как вещи, им произведенные, — у всех народов и в любые времена. Еще вопросы — есть? Мне на обед пора… Короткий день…
Крамугас наморщил лоб, припоминая.
— Да? И что теперь мне делать?
— Ступай прямо, дверь открой — и можешь свою Визу получать. Тебя уж там давненько ждут.
Резонно сообразив, что разговор исчерпан и большего он не добьется, Крамугас налегке двинулся по коридору.
Багаж его отныне мертвым грузом будет пребывать в особенном Отделе Регистрации и Ожиданий.
То, что перехваченные вещи возвратят домой как никому не нужный хлам, — по правде, маловероятно.
Еще меньше вероятности, что груз дождется своего владельца.
Без сомнения, никто не станет прикарманивать чужое — нет, скорей всего, его тихонько, как бы между делом, сбагрят барахольщикам куда-нибудь на дальнюю планету, получив взамен… сто новых пуговиц, к примеру.
Или вообще о багаже не вспомнят, и он будет гнить здесь до скончанья века…
Да какая разница теперь?!.
По дороге Крамугас еще посетовал немного, тихо потужил, но, подойдя к заветной двери, окончательно смирился с неизбежностью утраты.
Ладно, решил он, лететь мне недолго, а там — перебьюсь… Жизнь начинается новая, другая, так что и наживать придется по-новому, на ином, поди ж ты, уровне, какой здесь, на Бетисе-0,5, и невозможен. Это точно. Ведь ты теперь выходишь в люди, Крамугас! Цирцея-28 — это уже марка, ею надо дорожить, по крайней мере — в нашем звездном регионе. И не всякого туда пошлют. И, стало быть, чего-то я определенно стою!
С такими вот мыслями, успокоенно-воодушевленный, Крамугас невольно приосанился, встряхнулся — и переступил порог Отдела Виз для Порядочных Граждан.
3. Суета перед отлетом
Посетителей в комнате
Только в дальнем углу — на фоне гигантской картины, изображавшей Грандиозный Выход Маленького Человека в Необъятный Космос, — сидел за письменным столом сытенький, мытенький чиновник в розовой, в белую клетку фуфайке с золотой крылатой русалкой у левого плеча — традиционной форме служителей Космопорта.
— Ну-с, — негромко произнес чиновник, без всякого выражения глянув на Крамугаса. — Отлетать решили? Что ж… Отлетайте, отлетайте — дело интересное, кровь разгоняет… Только почему-то никто обратно не летит… как ни странно… Дорогу, что ли, забывают? Очень умные все стали… Тэк-с, попрошу ваши бумаги. Документы, направления, сопроводительные разрешения. Ну и, конечно, пояснительную накладную.
— Зачем? — опешил Крамугас.
— Не зачем, а — на кого! — чиновник важно поднял кверху палец. — На вас, уважаемый, на вас.
— Что-то я не понимаю…
— А все очень просто, никаких секретов нет. Ведь вас ракета повезет — как пассажира. Это с одной стороны. А с другой, вы — кто? Вы — груз! Да, самый натуральный. Для ракеты все равно — что человек, что ящик помидоров. Вот накладную и выписывают. Здесь вас отправляют, на Цирцее принимают… Мы и пошлину за ваш провоз возьмем.
— Но я уже купилбилет в счет предстоящих гонораров! — возмутился Крамугас.
— Э, уважаемый, билет — это билет. На душупассажира, так сказать. А пошлина — за груз. Ну, разумеется, тоже в счет ваших предстоящих гонораров! Не сейчас. Очень гуманно, не так ли? У нас тут, на Бетисе-0,5, и денег настоящих нет. Ни у кого. Так, только называются… Уж это знать должны!.. А ну-ка, встаньте на весы, посмотрим.
Крамугас безропотно встал на торчащие посреди комнаты весы фантастических размеров.
Поначалу, лишь войдя сюда, он принял эту конструкцию за удивительную, безобразно-модерновую колонну, невесть для чего подпиравшую раздвижной, в лепнине, потолок.
Чиновник долго ходил вокруг весов, к чему-то прислушивался и принюхивался, брякал гирьками, крутил какие-то ручки, на что-то нажимал, где-то пальчиком что-то подпихивал, тихонько бормоча себе под нос: «Компутер — тонкая, итить, машина, злая» и сокрушенно при этом качая головой, и наконец с унылым видом сообщил:
— Не густо, средненько… Совсем не ожидал… Ну ладно. Сойдет и так… Вот именно: сойдет, пройдет и позабудется… Но если но совести, да, если по совести, хлипкие кадры готовят нынче у нас. Весьма! Надо будет доложить. А ведь, бывало, какие люди приходили! Весы — в лепешку!.. Мельчаем, эх, мельчаем…
Он вернулся к себе за письменный стол и что-то быстро подсчитал на карманном надувном компьютере с тремя веселыми свистками (степень надутости определяла быстроту работы, а свистки оповещали, как идет процесс). Затем вычисления проверил на бумажке и довольно крякнул. Все сошлось.