Легендарная Ордынка
Шрифт:
Несколько особняком — Надежда Яковлевна Мандельштам. Пронзительный взгляд, крючковатый нос, вечно дымящаяся папироса в откинутой правой руке… Была в ней какая-то неустроенность, нарочитое неблагополучие… Являлась она в те годы нечасто.
А потом в памяти возникают и другие лица…
Серьезный и значительный Семен Израилевич Липкин.
Обаятельный и восторженный Дмитрий Николаевич Журавлев…
Несколько набыченный — сообразно фамилии — Юлиан Григорьевич Оксман.
Миниатюрный и манерный Виталий Яковлевич Виленкин…
Красивая и язвительная Наталия Александровна
Сдержанная до застенчивости Татьяна Семеновна Айзенман…
Веселая и говорливая Наталия Иосифовна Ильина…
Умудренный от младых ногтей Вячеслав Всеволодович Иванов…
Молчаливый, знающий себе цену Борис Абрамович Слуцкий…
Так и слышу его голос, доносящийся из маленькой комнаты. Он нараспев читает Ахматовой стихи про тонущих в море лошадей и притесняемых на суше евреев…
Ахматова провожает гостя. Я тоже выхожу в переднюю, снимаю с вешалки пальто и хочу подать его.
Гость с испугом отстраняется от меня.
— Нет!.. Нет!.. Что вы!
Это — А. И. Солженицын. Он берет у меня из рук пальто и надевает его сам.
— Я очень боюсь переменить психологию, — объясняет он Ахматовой и мне. По этой причине я стараюсь не ездить на такси… Я не могу видеть, как перед автомобилем разбегаются маленькие люди…
— Случилось, — говорю я, — что молодой, но уже очень известный поэт Твардовский был в гостях у академика — кораблестроителя Крылова. На прощание хозяин попытался подать ему пальто. Твардовский остановил его жестом. На это Крылов сказал: «Поверьте, молодой человек, у меня нет причин заискивать перед вами…»
— Да, да, — подтверждает Солженицын, — это было… Мне об этом сам Твардовский рассказывал…
В начале шестидесятых годов, в тогдашнее либеральное времечко, появилось на свет Европейское сообщество писателей. Среди привлеченных к этому делу была и М. И. Алигер — Алигерица, как ее обыкновенно называла Ахматова.
В один из своих визитов на Ордынку она довольно долго просидела наедине с Анной Андреевной, а потом удалилась. После ее ухода Ахматова рассказала за столом, что Алигерица приходила вербовать ее в Европейское сообщество. При этом Анна Андреевна со смехом повторила фразу своей гостьи:
— Она мне сказала: «Мы боремся с Ватиканом…»
Это позабавило всех, а Ардов не поленился и нарисовал для ордынского юмористического семейного альбома карикатуру, изображающую борьбу Алигер с Ватиканом. На рисунке был величественный папа в тиаре и со шпагой в руке, а против него выступала тщедушная фигурка Алигерицы.
К тому же времени относится появление в этом альбоме и другого подобного рисунка. М. И. Алигер ездила в Италию по делам сообщества. Кто-то принес на Ордынку итальянскую газету, где было написано примерно следующее: Данту было бы гораздо приятнее, если бы вместо его однофамилицы в Италию приехала бы его истинная сестра — Ахматова. И вот Ардов нарисовал нечто вроде медальона с двумя профилями — Данта и Алигерицы, оба увенчаны лаврами. Надпись гласила: «Поэты-лауреаты Маргарита и Данте Алигьеры».
Не тогда ли родились известные строки:
Те,Мы все сидим за завтраком. Анна Андреевна полушутя обращается ко мне и к брату:
— Мальчики, сегодня вечером ко мне придет академик Виноградов. Я прошу вас вести себя прилично.
В ответ я говорю:
— Мы встретим вашего академика гармонью и лихим матлотом. И еще споем ему частушки.
И мы с Борисом тут же за столом принимаемся сочинять эти частушки…
Одна из них оказалась удачнее прочих, и Анна Андреевна даже запомнила ее:
К нам приехал ВиноградовВиноградова не надо!Выйду в поле, закричу:— Мещанинова хочу!Кстати, о частушках. Как-то брат Борис прочел Анне Андреевне такую:
Дура я, дура я,Дура я проклятая!У него четыре дуры,А я дура пятая!— Это похоже на мои стихи, — проговорила Ахматова.
Нарядный и важный Алексей Александрович Сурков, нарочито окая, говорит Анне Андреевне:
— Мы знаем вас как человека с огромным чувством национального достоинства…
1964 год, Сурков «инструктирует» ее перед поездкой на Сицилию для получения премии Таормино.
Поэт и литературный начальник А. А. Сурков был истинным благодетелем Ахматовой. Разумеется, благодеяния его не выходили и не могли выходить за пределы дозволенного. Он, например, был неизменным автором предисловий и составителем тех жалких сборничков, которые выходили у нее после смерти Сталина.
По этой причине, сколько я себя помню, на Ордынке все время были телефонные звонки от Суркова и к нему, разговоры с его секретаршей Еленой Аветовной и с женою Софьей Антоновной.
Однажды Ахматова довольно долго говорила по телефону с супругой Суркова, а когда повесила трубку, произнесла:
— Это уже почти из «Ревизора» — Анна Андреевна и Софья Антоновна…
Как известно, Ахматова была делегатом Второго съезда писателей. Сурков читал там доклад и, по словам Анны Андреевны, сделал весьма характерную оговорку:
— Мы, советские писатели, работаем ради миллионов рублей… то есть ради миллионов людей!..
IX
— Сегодня придет Фаина и будет меня виноватить, — произносит Анна Андреевна…
Среди ее друзей Фаина Георгиевна Раневская стояла особняком, ибо принадлежала театру, миру, с которым Ахматова никак не была связана. Однако же дружба их, которая возникла во время войны в Ташкенте, продолжалась до самой смерти Анны Андреевны.
Настоящая фамилия Раневской была, если не ошибаюсь, Фельдман, и была она из семьи весьма и весьма состоятельной.