Легенды и предания Влесова Ключа. Пленник Забытого Края
Шрифт:
Вторили первым ребята побоязливее, переборовшие свой испуг, не отворачиваясь от взгляда Деда Пахома.
– А может, и на путях, что ведут к калиновому мосту.
– Деда, а ты сам видел?
Старик хмыкнул, утирая расползшиеся в улыбке губы, примечая самых смелых, отмечая ребятишек, которые сумели побороть свой испуг, и отдельно заприметив тех, кто не посмел раскрыть рта, хотя было видно, что вопрос задать горячо желал.
– А то сам, а то не сам. Что было или не было, то видывал или нет. А может, слыхивал, а может, и причудилось. Байки всё это,
Огонь, пляшущий на лучине, споткнулся о край куцего огарка, едва не упав с тонкой древесной жилки, с испугом качнулся, отстраняясь от порывистого движения мозолистой руки, выпрямился и робко вступил на новую, длинную жилку, по которой ему предстоит проделать увлекательный путь, скрашенный занимательным рассказом и думами о вечности, из которой он пришел по велению умелых рук, ударивших о кресало, и куда вернется после окончания своего безысходного танца.
Пальцы Деда Пахома коснулись струн. Растекаясь нежно пульсирующими волнами, мелодичные звуки заполнили комнату. Они текли неспешно, окутывая и обволакивая собравшихся ребятишек. Повинуясь внутреннему порыву, дети подались вперед, замерли, готовые с головой окунуться в открывающийся им дивный мир. В такт мелодии неожиданно раздался негромкий сладкозвучный голос сказителя:
– Вязкие зимние сумерки дрогнули…
Пленник Забытого края
(Русалья неделя)
Пятнадцать лет до Купальской ночи
– Машуль, вернемся лучше к остальным! Пойдем, а? Машуль, – взволнованная пухловатая девушка теребила подругу за плечо, недоумевая: чего та сорвалась с места как ошпаренная – не угонишься, – да прибежала к реке, покинув облюбованную девицами полянку, где старшие подруги кумились и обменивались подарками с младшими. – Нынче летом и тебе гадать можно, – мечтательно продолжила она. – На суженого.
– Ну, если гадать, – игриво протянула девушка, сидя на берегу, возмущенно морщась и сетуя на потревоженный покой, то и дело ударяя ножкой по водной глади, отчего недовольная река изошлась беглой рябью. – Гостята, ты мне лучше венок из полевых цветов свяжи. Я платком его обмотаю, да на реку спущу, глядишь, и милый придет свататься.
– Скажешь тоже. У тебя же нет суженого. – Гостята сжала плечо младшей подруги, пристально посмотрев той в глаза: не утаила ли чего. Может, она неспроста сбежала с поляны, а на свидание. Глядишь, и поженихаются, а на свадьбу не позовут.
– Нет так нет, – Марья наигранно потупила очи, подняв плечи и сконфуженно сжав губы. – Значит, и плести не нужно ничего.
Нагревшаяся за день речушка щедро отдавала накопленное тепло, пытаясь заботливо укутать паром остывающий воздух. Стелющийся над водой туман робко потянулся к лесу, подступившему к самому берегу, но, остерегшись колючих кустарников,
Гостята недовольно оглянулась, рассматривая растворяющийся в сумерках лес. Совсем неподалеку звучал мелодичный напев. Там за деревьями стоят согнутые и связанные макушками две молодые березы, а подле них девицы раскладывают угощения. Девушка хотела поскорее вернуться к остальным. Ни для кого не секрет, что за девичьими забавами исподтишка наблюдают парни и если они решатся выйти к девицам, то через связанные венками макушки берез не только подарки станут передавать, а может, дойдет и до поцелуев. Гостята вздохнула. Она точно знала, что её сосед, кряжистый сын кузнеца Вырвидуба, молодой, но не по годам крепкий парень, увязался за ней и будет до слез обидно, если он облобызает другую.
Марья, напротив – о парнях и не думала. Вторую русальную неделю ждали все её погодки. Щебетали, перешептывались, с трепетом ожидая возможности войти в круг старших подруг, а значит, и возможности начать гадать и участвовать в женских посиделках. Ждали все, кроме Марьи. Детство, полное настоящей сказки, оставило неизгладимый след, унося думы девушки совсем в иные выси, игнорируя опостылевшие разговоры подруг о женихах и суженых, являющихся из зеркал во время гаданий. Конечно, все жители Влесова Ключа, так или иначе, сталкивались со сказкой, о которой городские могли лишь мечтать, но их знакомство с соседствующим миром Нави не шло ни в какое сравнение с теми приключениями, что выпали на долю дочери Ивана Царевича и Василисы Премудрой. Одни посиделки у бабушки Макоши, да игры с озорником Баюном чего стоят, не говоря уже о тайном посещении замка деда.
Марью терзала скука. Подумаешь – русалки! В воде рыбий хвост, на суше – ноги. Поют, орут и галдят, что те же девки из деревенских. Ну, Сила при них какая-никакая. Мне то что с того?! Меня не тронут, почуют, чья кровь, и сразу наутёк. Сами не сбегут, так я слово знаю заветное, мельник Гостемил научил, когда я подле его мельницы гуляла, он сперва забранил, потом прищурился, присмотрелся повнимательнее и научил, мол, бродить броди, а в воду ни ногой. Ну, их! Дурёху только эту жалко. И чего Гостята за мной увязалась, целовалась бы со своим увальнем, ведь за ней Благояр шёл, всем, кроме влюбленной девушки, это ведомо!
– Может, тебе мамка гадать не велит? – раздосадованная подруга не унималась. Она была на несколько лет старше и готовилась обменяться венками с будущим мужем. Жаль только, её выбор не совпадал с выбором родителей, отчего девушка чахла на глазах, оживая лишь в присутствии Благояра. – Тетка Василиса, конечно, строга временами, но я и представить не могу, что ей придет в голову запрещать дочери гадать! Тем более поговаривают, что отец Василисы сам Велес, а мать… – ойкнув девушка зажала рот.
Конец ознакомительного фрагмента.