Легенды о призраках (сборник)

Коллектив авторов

Я поздоровался с Джинни и напомнил Линн, что мы видели ее на рождественской вечеринке. Джинни сказала, что она как раз пришла в гости к паре, устроившей ту вечеринку. Они сейчас укладывают детей спать, и она решила пройтись.

– Мне нравится это место, – проговорила она.

– Мы хотим добраться до дома, пока эти двое не уснули прямо у нас на руках, – сказал я.

– И вряд ли у нас это получится, – добавила Линн.

– Я понимаю, что вам нужно спешить, – сказала Джинни, наступив на сигарету. Теперь под дубом стало абсолютно темно. – Но я так и не дорассказала

вам, из-за чего начала увлекаться местной историей.

– Да, вы сказали, что побеседовали с Шерманом Греттсом, – напомнил я.

– Да, это так, – кивнула она. – После разговора с ним я стала читать книги и посещать лекции. Но вот о чем я хотела вам сказать… Я и сама кое-что узнала за это время. И еще как-то на конференции встретилась с одним сказителем из племени ленни-ленапов. Мне стало ясно, что мистер Греттс все выдумал. Названия мест были правильные, и некоторые детали тоже, но ни в одном прочитанном мной документе не было упоминания о тех вещах, о которых он мне говорил. – Она немного помолчала, затем рассмеялась.

– Интересно, – сказал я, и перед моими глазами, как живой, встал Сумасброд.

Джинни кивнула.

– Шерман проводит много времени в лесу, – продолжила она. – Среди прочих вещей, он иногда говорит – и всегда по секрету, как будто опасается, что его услышит кто-нибудь, кому это знать не положено, – что по Пайн-Барренс до сих пор кочует группа ленапов, которые живут так, как они жили до прихода европейцев. «Они всегда там были», – говорит он.

Я бы и хотел остаться и послушать, но нам нужно было спешить домой. Мы пошли дальше, через сосновый бор, по ковру из сухих иголок, теперь со спящими детьми на руках.

Линн сказала:

– Джинни, наверное, спросила у того сказителя о ленапах, скрывающихся в Пайн-Барренс.

– И что? – откликнулся я.

– А если все эти истории Сумасброда – правда и сказитель заявил, что ничего об этом не знает, только чтобы сохранить все в тайне? А то найдутся люди, которые обшарят всю Пайн-Барренс в поисках этого племени.

– А ты не думаешь, что Сумасброд просто не в своем уме? – сказал я.

– Ну, это само собой.

***

Было начало ноября, и по Атшен-роуд ветер носил листья того же цвета, что и дом Сумасброда. Я доехал до конца Атшен-роуд, поглядел налево-направо, пересек 206-е шоссе и выехал на грунтовую дорогу. На съезде с шоссе был уклон, и машина резко нырнула, потом я перевалил через небольшой холм. За холмом я увидел автостоянку, а еще дальше, за деревьями, высился церковный шпиль. На стоянке приткнулись два автомобиля, но никого поблизости не было. Я поставил машину, вышел и надел куртку – день был холодный и дул сильный ветер.

Тропа начиналась ярдах в двадцати. Я знал, что если бы я был готов к долгому путешествию, она провела бы меня через самое сердце Пайн-Барренс и закончилась через пятьдесят миль в Батсто, еще одном поселке, где плавили металл и делали дробь во время Войны за независимость. Я вошел в лес. Через сотню ярдов слева открылась широкая поляна, на которой стояла белая церковь. Я читал про нее – это была квакерская церковь Сэмюэля Ричардса,

построенная в 1828 году. Ричардс владел литейным заводом в Атшен-Виллидж. Его особняк до сих пор стоит на берегу озера.

Рядом с церковью располагалось кладбище – концентрические круги могильных камней. В дальнем конце кладбища рос огромный дуб, я таких больших в жизни не видел. Он был очень старым, его оголенные ветви резко выделялись на фоне синего неба. Он стоял так, как будто о чем-то задумался. Я свернул с тропы и направился к кладбищу. Надгробия были небольшие, закругленные сверху. Они были сделаны из какого-то белого камня – мрамора или песчаника. Я шел по кладбищу и читал надписи – те, которые мог разобрать. Самой старой датой из тех, что я видел, был 1809 год. Какая-то напасть в один день унесла жизни четырех членов семьи Эндрюс. Возвращаясь назад на тропу, я через плечо поглядывал на дуб.

В тот первый раз я углубился в Пайн-Барренс на милю и никого по дороге не встретил. Наконец, в том месте, где ручей подходит близко к тропе, я остановился. Меня окружали сосны и дубы. И во все стороны, насколько хватал глаз, были только деревья. Земля была устлана желтыми и красными листьями. Было так тихо, что я слышал, как потрескивали сосны, едва заметно раскачивавшиеся от ветра. Где-то вдалеке закаркала ворона. Тут у меня стало как-то неприятно на душе, я развернулся и пошел обратно. Я видел оленя, смотревшего на меня из-за деревьев.

Я сел в машину, перекатился через холм, выбрался по крутому склону на 206-е шоссе, пересек его и поехал домой по Атшен-роуд. Вдруг я заметил у дороги большой деревянный щит, на котором ярко-зеленой краской по оранжевому фону было написано от руки: «СЕГОДНЯ ВЫСТАВКА! ЗАЕЗЖАЙТЕ!» Тут я увидел, что это дом Сумасброда, и съехал с дороги. На широкой обочине Атшен-роуд уже стояло несколько автомобилей, и еще больше их выстроилось перед самим домом. Я вышел из машины и увидел людей на заднем дворе. В воздухе пахло барбекю.

Я прошел мимо извивавшихся деревьев и завернул за дом. На обширном заднем дворе было еще больше этих странных скульптур, и к их перекрученным ветвям были подвешены картины и костяные статуэтки. Тут и там сидели люди и курили травку, и почти у каждого в руках была открытая бутылка с пивом. Они кивали мне и улыбались. Дети, подростки, старики, белые, черные, даже одна женщина в белых арабских одеждах. Когда я проходил мимо гриля, парень с бородкой и татуированными руками протянул мне хот-дог. Я взял его и пошел дальше, разглядывая картины.

Сумасброд был, конечно, не Пикассо, но в его работах, в основном в стиле примитивизма, было что-то притягательное. Это были изображения событий, когда-то происходивших в Пайн-Барренс: индейцы, олени, поселенцы, охота на диких индеек. На одном рисунке была изображена могила под огромным дубом, на еще нескольких – какие-то существа вроде демонов. Мне стало неуютно под их взглядами. Я закурил сигарету и отошел поближе к дому. Когда музыка – «Hello Walls» Фарона Янга, которая играла на старенькой «Виктории», – стихла, я услышал женский голос, зовущий меня по имени, и обернулся.