Легенды о проклятых 4. Ослепленные тьмой
Шрифт:
– Нужна, – губы тихо шевелятся, – нужна, лжешь, Данат. Лжешь, как и всегда… Твое жало опаснее моего. Жалит ядом лицемерия. Знаешь, что нужна, и боишься…боишься, что он придет за мной. А он придет.
– Если жив… а у меня другие сведения. Нет твоего гайлара проклятого больше. Никто тебя не спасет!
– Есть он… и это тоже ложь!
И с презрением глазами своими бирюзовыми прямо ему в душу заглянула, содрогнуться заставила. Отступил на шаг назад.
– Сегодня расплата твоя придет… но я мог бы тебя спасти. Мог бы. В последний раз предлагаю свое покровительство. В моей власти
Соблазнительно на него посмотрела и облизала коралловые губы.
– Все, что захочу?
– Все… абсолютно все.
– Иди к Маагару, – выдохнула, подавшись вперед, – попроси принять тебя.
– Что просить у него для тебя? Он отдаст… клянусь, отдаст!
А самого шатает от ее близости и запаха, от того, как смотрит, как приоткрыла рот, как кожа ее белая перламутром отливает.
– Меч попроси. Острый, наточенный лучшим кузнецом Лассара, с каменьями драгоценными на рукояти. Фамильный меч.
– Зачем тебе меч, женщина?
К ней наклоняется, не может устоять, пьяный от запаха, от красоты этой саананской.
– Воткни его в свое жирное брюхо и выпотроши свои кишки! – и плюнула ему в лицо.
Слюна не просто обожгла, а проела дыру до мяса, заставив Даната взвыть, упасть на спину, закрываясь обеими руками.
– Тварь! Проклятая шеана! Сгною! Все равно моей будешь! Я тебя каждый день на алтаре буду живьем поджаривать!
– Если сможешь прикоснуться!
И продолжает хохотать, как безумная.
– Смогу. Лишу тебя сил твоих. Ритуал знаю, поняла?
– Нет такого ритуала… и не было никогда!
– Ошибаешься… Я этот ритуал получил от самой мадоры баордской. Старой Сивар. Специально для тебя зелье передала с пламенным приветом от нее. – от воспоминаний о встрече с мерзкой старухой содрогнулся всем телом. И голос ее скрипучий в голове зазвучал:
– Принессссс?
– Принес.
Отдал мадорке прядь красных волос.
– А кровь ее принесссс?
– Принес!
– От меня привет ниаде передашшшшшь
Маленький флакон вложил в сморщенную ладонь.
– Молодец. Жди. К тебе выйдут. И держись подальше от чащи. Баордов я еще могу контролировать, а псов наших нет. А они всегда голодные.
Когда шел вместе с двумя астранами к кромке леса, послышалось, как вдалеке в баордском лагере младенец плачет. К нему вышла одна из зверо-женщин. Выползла на четвереньках, не похожая на человека совсем, укутанная в черные меха, заставила Даната тут же осенить себя звездами и протянула флакон и бумагу, свернутую в трубочку. Он забрал и дернулся, когда паучиха на него голодным взглядом зыркнула.
***
Шатаясь, выбрался из кельи Одейи, в зеркало на себя посмотрел и застонал – на щеке волдырь
– Кто факел не закрепил на стене?
Чуть позже равнодушно смотрел, как одного из стражников лицом в угли тыкают за то, что факелы развесил ненадежно и мог пожар в замке устроить.
Ничего, ради служителя самого Иллина можно и без лица остаться, а то и умереть. Под ужасающие вопли несчастного Данат Третий вышел к толпе и с наслаждением посмотрел на алтарь. Сегодня все свершится. Не станет ниады, вернется обычная женщина. Все закончится.
Ее вывели под руки, одетую в одну лишь накидку, растрепанную, босую. Она в толпу смотрит и руки маленькие в кулаки сжимает.
– Кому верите? Кому? Он же вас… он вас Тьме отдаст, лишь бы шкуру свою спасти. Думаете, почему выжил?
– Закрыть рот лживой шеане. Уста ее говорят речи саананские, непотребные для уха честных прихожан Храма Астры.
Одейе завязали рот веревкой, которая впилась в нежные щеки. Данат раздул ноздри и поджал губы, наслаждаясь этой картиной, а когда с нее содрали одежду, он закрыл глаза, стараясь успокоиться. Не смотреть на тело ее проклятое. Не смотреть, не дышать им.
Вокруг распятой женщины ходили астрели с кадилами, чадили святым ароматом, освещали связанное тело ниады, окропляли водой с ледяной реки, посыпали пеплом с Паучьей горы, лили ей в открытый рот зелье из флакона. Черная вязкая жидкость стекала по подбородку шеаны и тут же впитывалась ей в кожу. Палач точил нож, и этот скрип отдавался возбуждением в чреслах Даната. Представил себе, как наклонится к паху ниады и будет срезать клеймо, глядя на розовые складки вожделенной плоти, и от одной мысли об этом трясти начало.
– Давай, моли о пощаде… я еще могу передумать. Ну же… еще не поздно.
– Гореть тебе в пекле саананском, – процедила сквозь зубы.
И перед глазами та сцена…
Астрель наблюдал за ней из-за дырки в стене. Маленькое отверстие, которое для него прорезал один из подмастерьев, чтобы наблюдать за ниадой в любое время суток. И он приходил сюда почти каждую ночь. Перед тем, как она отходила ко сну. Смотрел, как стягивает с себя одеяния, как моется в ванной, слышал, как рыдает в подушку или шлет проклятия Иллину.
Смотрел и дергал себя за член, пока не кончал в потную ладонь, закусив кулак и сотрясаясь всем жирным телом от оргазма. А потом стегал себя кнутом по спине и истово замаливал всю ту грязь, что совершал снова и снова.
Но в эту ночь…в эту ночь астрель испытал суеверный ужас. Впервые за всю свою жизнь он покрылся холодным потом, видя, как ниада извивается на постели, раздвинув ноги и обнимая руками кого-то невидимого, но огромного… кого-то, кто вдирался в ее тело и заставлял кричать от наслаждения.