Легенды старой Англии

Хартленд Эдвин

Эльфы в погребе

Неизвестно, в каком году, в четверг перед самыми Святками в «Восходящем солнце» собрались бригадир оловянных россыпей Коза и его рабочие. Этот Коз был болотом, монотонность коего прерывалась гигантскими кочками, свидетельствами трудов многих поколений добытчиков олова. Глядя на словно всколыхнувшуюся поверхность, человек посторонний, как и рабочие, мог бы поверить, что открытые разработки оловянных россыпей дают урожай за урожаем, ибо после долгих лет изысканий и промывания руды оставалось еще достаточно для того, чтобы хватало на жизнь хозяину и оплату трудов нескольких дюжин рабочих. На ту ночь пришелся праздник в честь некоего Пикроуза, человека, когда-то давно именно в этот день обнаружившего олово. Сие событие, хотя и гораздо скромнее – ужином с сопутствующим ему весельем, – в некоторых местах, например в Луксулиане, отмечают до сих пор.

Наша история связана с приключениями одного из участников застолья, Джона Стертриджа, который, упившись элем, отправился домой. До Трегарден-Даун Джон добрался без каких-либо происшествий, достойных упоминаний, а там – увы! – случайно наткнулся на группу маленьких людей, резвившихся под огромной гранитной глыбой. Под взрывы язвительного смеха он, испуганный и озадаченный, поспешил прочь, но дорога, хорошо известная по прошлому опыту, превратилась в неведомую тропу, и после долгих блужданий он не нашел ни калитки, ни ступенек для перехода через изгородь. Джон рассердился и совсем растерялся, когда услышал хор тоненьких голосков: «Эй! Прочь в Пар-Бич!» Джон повторил окрик, тут же был подхвачен и через мгновение очутился в песках Пара. Короткий танец и крик: «Эй! Прочь в погреб сквайра Тремейна!» Джон повторил фразу и вместе со своими волшебными спутниками оказался в Хелигене в погребах, где в изобилии было пива и вина. Накачавшись запасами достойного сквайра, Джон не успел подхватить следующий крик «Эй! Прочь в Пар-Бич!». Утром Джона, совершенно пьяным шатавшимся среди бочонков

и бочек, нашел дворецкий. У Джона заплетался язык, и сквайр не поверил его странной да еще несвязно рассказанной истории, а потому отправил беднягу в тюрьму за воровство. В положенное время Джона судили и приговорили к смерти.

Настало утро казни, и собралась большая толпа. Джон уже стоял под виселицей, когда толпа пришла в движение и маленькая, но величественная дама пробралась к эшафоту и звонко воскликнула знакомым Джону голосом: «Эй! Прочь во Францию!» Джон повторил восклицание, и тут же был выхвачен из рук палача и исчез, оставив толпу и судебных исполнителей в немом удивлении и разочаровании.

Эдвин и сэр Топаз

На острове Британия в дни короля Артура,Когда полночные феи танцевали в лабиринте,Жил-был Эдвин Луговой;Эдвин, милый юноша,Наделенный храбростью, разумом и искренностью,Хотя был он ужасно некрасив.Его огромный горбВозвышался над его головой,Все же, несмотря на все проделки природы,Несмотря на уродство фигуры,Это существо осмелилось полюбить.Он испытал на себе волшебство глаз Эдит,Не смея надеяться на награду,Если бы дамы могли понять его суть;Но появился сэр Топаз в прекрасной одежде,И если внешность может завоевать сердца,То эта внешность у него была.Эдвин,Оскорбленный в своих чувствах,Отправился прочь в свете луны:Близ старого заколдованного двора,Где резвые феи нашли пристанище,Чтобы веселиться по ночам.В душе его царил мрак, надежда рухнула,Было поздно, было темно, он потерял тропу,Ведущую в соседний город;Завидев темный свод,Он покидает тень, устало плетется впередИ валится с ног.Но едва он падает на пол, какНочные ветры распахивают дверь,Земля дрожит;И тут мне представляется,Как немедленно сотни восковых свечейВспыхивают на всех стенах вокруг.Он слышит множество голосов,Он слышит приближающийся топот,Все ближе, все громче,И из угла, где он лежит,Он видит очень веселую толпу,Растекающуюся по всему помещению.Но поверьте мне, господа, никогда преждеНе было нарядов столь прекрасныхИ столь богатых;Суша подарила им сладкие ароматы,Море – жемчуг, небеса – прекрасные перья,Город – шелка.И пока он смотрел во все глаза, щегольВ самом пышном нарядеС ужасным акцентом воскликнул:«Какой презренный смертныйОсквернил наш ароматный воздухИ решил спрятаться здесь?»На это пастушок, чья отважная душаНе знала страха перед волшебством,Выступил из мрака.«Нет у меня причин бояться, – сказал он. —Я без умысла стал свидетелемВаших ночных забав.Мою преданную любовь презрели,И я бесцельно бродилПо ночной росе».«Хорошо, – воскликнул щеголь. —Мы, эльфы, никогда не обижаем людей,Осмелившихся сказать нам правду.Воспрянь, сердце, полное отвергнутой любви,Я помогу, или мы расстанемся,Облегчу твое горе;Воспользуйся случаем;Пока я танцую с Маб,Потанцуй с маленькой Мейбл!»Он завершил свою речь, и вдругЗазвучала веселая музыка;Монарх повел в танце свою королеву;Остальные эльфы нашли партнерш,И Мейбл легкой поступью закружиласьС Луговым Эдвином пастбищ.Танцы закончились, стол был накрыт,И закатили такой пир,Какой только можно пожелать;Блюда сами подлетали к пирующим,Бокалы приближались, стоило лишь захотеть,И так же по желанию исчезали.А потом, чтобы угодить королю эльфов,Они смеются и поют,Паясничают и резвятся;Кто-то вертится и кувыркается, как обезьяна,А другие меняют образПеред изумленным взором Эдвина.Пока наконец один, ростом с Эдвина,Известный тем, что по ночам щиплет девушек,Обхватил его;И Эдвин налетел на балку,Где и повис,Растянувшись под крышей.Оттуда кричит он: «Расколдуй меня,Довольно,Порезвились и хватит».Но Оберон отвечает с улыбкой:«Потерпи немного, Эдвин,Будешь доволен».Тут игры закончились;Ибо все почувствовали приближение дняИ услышали кукареканье петуха;Вихрь, что принес эльфов,Захлопнул дверь и громко свистнул,Предупредить их, что пора уходить.Тут они все закричали и полетели,И сразу погасли тонкие восковые свечи,Бедный Эдвин свалился на пол;Всеми забытый в темноте,Никогда прежде не случалось с ним такогоНигде на всей земле.Но вскоре, когда взошел господин Аполлон (Солнце),Очень довольный домой он идет,Почти не чувствуя горба;Его честная речь и благоразумиеИзбавили его от горба на спине,И он захотел добиться успеха.Он оживлен и болтает на ходу,Идет, словно пританцовывая;Слухи о нем распространяются;И прекрасная Эдит видит юношу,Храброго, разумного, правдивого,Без горба на спине.Услышав эту историю, сэр ТопазЯвился посмотреть на юношу,Который понравился Эдит,Ближе к вечеру покидает он свой домИ отправляется искать руиныВ мрачной долине.Там он ждет, и так случилось,В долине зашелестел ветер;Стена закачалась:Вспыхнули свечи, как и прежде,Эльфы вступили в зал,Зазвучала музыка.Испытывая благоговение,Сэр Топаз смотрит на пышную процессию эльфов,Ему становится страшно.И Оберон кричит: «Человек здесь,Простой смертный испытывает страх,Я

это чувствую».С этим сэр Топаз, злополучный юноша,Просит проявить к нему милосердие,Пытается вызвать в них жалость;Будто он храбрец,Заблудившийся в ночиИ искавший пристанище.«О, подлое ничтожество! – взревели все сразу. —И мало ж ты знаешь о возможностях эльфов,Потому что мы знаем,Как ты испугался,А раз ты соврал, то эльфы могутНавлечь на тебя беды».Тогда Уилл, который несет легкий огонь,Чтобы выслеживать лебедей в пруду,Забрасывает презренного негодяя наверх;Там, как черепаха,Он свисает с верхней балки,Где некогда висел Эдвин.Пир меж тем идет своим чередом,Все проворно расходятся по всему залу,Садятся, пьют, едят;Весело проводят время,А бедный сэр Топаз висит,Пока веселая толпа не собирается расходиться.К тому времени звезды начинают бледнеть,Эльфы визжат, летают, свечи гаснут,И рыцарь тоже покидает ночное пристанище:Ибо никогда чары, наложенные эльфами,Не длятся дольше ночи.Замерзший, испуганный, покинутый, он лежит в темноте,Пока не занимается рассвет,Тогда он думает, что печали позади.Но почему так тяжело ему?На его спине появилось то,Что прежде потерял Эдвин.Эту историю рассказала няня Сибил,Когда я был ребенком, нежно гладя меня по голове,А закончив рассказ, воскликнула:«Сынок, так в жизни бывает,Кто-то родится, имея все,А кому-то не дано ничего.Однако добродетель может дать то, чтоУдачливым глупцамПреподносит судьба;Добродетель позволяет изменить судьбуИ сбросить грузНа недостойного».

Две служанки

В одном доме жили-были две служанки, и – вполне возможно – в оправдание слишком больших трат на наряды и украшения придумали они, будто пикси так добры к ним, что частенько подбрасывают серебряные монетки в ведро с чистой водой, которое они каждый вечер ставят для этих крохотных существ в уголок камина. Однажды девицы позабыли налить чистой воды, и пикси, обнаружив пустое ведро, огорчились. Малютки бросились наверх к комнате служанок, проскочили в замочную скважину и громко принялись жаловаться на лень и нерадивость девиц. Одна из них проснулась, услышала недовольные крики, растормошила подружку и предложила немедленно исправить оплошность. Однако лентяйка, не желавшая прерывать сладкий сон, опрометчиво заявила, что «лично она не станет вылезать из уютной постели, дабы угождать всем пикси Девоншира». Не станет так не станет, а вот первая девица не поленилась, поднялась, наполнила ведро водой и наутро обнаружила в ведре пригоршню серебряных пенни. Но представьте себе ее испуг, когда, ложась вечером спать, она услышала, как эльфы громко обсуждают наказание для ее ленивой подружки, не пожелавшей и пальцем пошевелить ради их удовольствия.

Одни предлагали «щипать лентяйку, кусать и насмехаться над ней», другие – испачкать ее новый вишневый чепчик и ленты. Кто-то хотел наслать на нее зубную боль, а кто-то – одарить ее красным носом, что было самым страшным наказанием для хорошенькой девушки. Вот так, пытаясь совместить милосердие со справедливостью, пикси, по доброте душевной, ограничились семилетней хромотой, излечить которую можно было лишь одной травой, растущей в Дартмуре, чье труднопроизносимое, длинное ученое название судья эльфов произнес очень громко и отчетливо. Название состояло из семи слогов, что совпадало с числом лет, на кои было наложено наказание.

Великодушная служанка, желая избавить подружку от столь долгих страданий, приложила все свои силы, чтобы запомнить название этой сильнодействующей травы. Она снова и снова повторяла его, завязывая узелок на подвязке на каждый слог – очень распространенный в те времена способ напоминания – и в конце концов запомнила слово так же хорошо, как собственное имя, а уж сохранить его в памяти стремилась еще сильнее.

Наконец она заснула и крепко спала до самого утра. И то ли голова у нее была словно решето и что в одно ухо влетало, в другое вылетало, то ли она слишком уж старательно пыталась запомнить заветное слово, теперь и не скажешь, только, открыв глаза, из ночного происшествия она помнила только то, что Молли будет хромать на правую ногу семь долгих лет, если не найти какую-то траву с очень странным названием. Так бедняжка и прохромала все назначенное время.

В один прекрасный летний день, когда срок наказания близился к концу, как раз в тот момент, когда Молли пошла за грибами, подскочил к ней веселый, косоглазый, странный на вид парнишка и попросил у нее разрешения ударить по ноге растением, которое держал в руке. С того момента Молли выздоровела и в награду за терпение стала танцевать лучше всех в городе, знаменитом празднествами в первое воскресенье мая с танцами вокруг майского дерева.

Клумба с тюльпанами

В той местности близ поля, где обитали пикси, жила-была одна старуха. У нее был домик и очень красивый сад, где на клумбе растила она прекраснейшие тюльпаны. Легенда гласит, будто пикси так восхищались этой клумбой, что приносили туда своих младенцев-эльфов и песнями убаюкивали их. Часто глубокой ночью можно было услышать милую колыбельную и в ночном воздухе плыла чудеснейшая музыка, словно созданная самими тюльпанами. Изящные цветы качали головками на вечернем ветру, будто задавая ритм собственной музыке. Как только младенцы-эльфы засыпали, убаюканные чудесными мелодиями, пикси возвращались на соседнее поле и начинали танцевать, оставляя круги на траве, доступные даже взглядам простых смертных. Так резвились они в ночное время.

С первыми лучами солнца осторожные пикси снова прятались в тюльпанах, и, хотя оставались невидимыми, можно было услышать, как они целуют и ласкают своих деток. Тюльпаны, обласканные маленьким народцем, сохраняли свою красоту и свежесть гораздо дольше любых других цветов в саду. А когда пикси дышали на них, то тюльпаны, хотя им это и не пристало, благоухали словно розы. Старушка, хозяйка сада, никому не позволяла срывать свои тюльпаны.

Пришло время, и она умерла, а ее наследник уничтожил зачарованные цветы и на месте клумбы с тюльпанами стал выращивать петрушку. Пикси так разочаровались и оскорбились, что иссушили петрушку, и много лет во всем саду ничего не росло. Однако эти эльфы, как все добрые духи, не могли долго обижаться и готовы были сменить гнев на милость. И хотя они уничтожили урожай, когда сад старушки попал в руки недостойного человека, они с любовью ухаживали за цветами, выросшими над ее захоронением. Ночами вокруг ее могилы слышались погребальные песни, а каждую ночь перед полнолунием они поминали ее и торжественными танцами, пением и развлечениями приветствовали королеву ночи, завершавшую свой серебряный круг в небесах. Ни один человек не касался могилы бедной старой женщины, когда-то возделывавшей клумбу с тюльпанами для эльфов, но никогда не появлялся там ни один сорняк; всегда зеленела трава, и прелестнейшие цветы украшали могилу, хотя никто их не сажал и не растил. И так продолжалось до тех пор, пока ее прах не перемешался с землей.

Рыбак и эльфы

Джон Тапрейл, давно уж умерший, как-то вечером привязал свою лодку рядом с баркой гораздо большего размера, в которой его сосед Джон Рендл возил товары на продажу в Плимут и обратно. Поскольку ветер, хотя и порывистый, не был уж очень сильным и не вызывал опасений, Джон отправился спать и спал очень крепко. Посреди ночи его разбудил какой-то голос, заставил подняться и «перевязать канат», ибо его лодка в опасности. Поскольку кроме лодки и оснастки у Тапрейла никаких богатств не было, он немедля натянул одежду, в которой ходил в море, и отправился на спасение имущества. К своему глубокому огорчению, он обнаружил, что над ним подшутили, ибо и лодка, и барка тихо покачивались, и канаты были невредимы. На обратном пути, когда до дома оставалось лишь несколько ярдов, Джон заметил толпу маленьких людей, укрывшихся под лодкой, вытянутой на берег. Они сидели полукругом, протягивая шляпы к одному из своей компании, распределявшему между ними кучу денег таким образом, как обычно сдают карты. Надо сказать, что Джон был человеком жадным и при виде кучи денег забыл об уважении, которое следует оказывать компании пикси, и о том, что они обязательно наказывают тех, кто нарушает их уединение. Он тихонько подкрался к ним, прячась за лодкой, и умудрился, не привлекая внимания, подсунуть и свою шляпу. Когда куча уменьшилась, Тапрейл вспомнил о том, что его могут обнаружить, ловко убрал свою шляпу и отправился домой с добычей. Хотя он отошел на приличное расстояние до того, как его трюк был обнаружен, обманутые пикси бросились в погоню. Джон едва успел захлопнуть за собой дверь дома, но в руках преследователей остался нижний конец его куртки. Такова явно несовершенная версия старой легенды, как ее помнят нынешние рыбаки. Мы можем предположить, что в двери дома Джона Тапрейла была замочная скважина, и справедливость была бы восстановлена, если бы эльфы заставили мошенника вернуть шляпу или вывернуть карманы.