Легион Хаоса
Шрифт:
– Это верно, - кивнул клирик, - однако я прошу заметить - вы избили почти беззащитного человека, в то время как вас таковым не назовешь.
– Передергиваете, отец-дознаватель, - усмехнулся я, похоже, начиная потихоньку оттаивать после смерти Танатоса, чему ироничный клирик только помогал, в отличие от своего предшественника.
– Мы, кажется, говорили об избиении человека при исполнении служебных обязанностей, а могу я постоять за себя и полежать за других к делу не относится. К тому же, ваш человек вполне сознательно пошел на этот шаг, осознавая все
– Приятно с вами поговорить, - усмехнулся в ответ дознаватель.
– Вы можете трепаться на самые произвольные темы, но только не на нужную нам.
– Вы знаете, - теперь уже совершенно серьезно сказал ему я, - но мне ваш предшественник так и не сказал, что же вам от меня нужно.
– Правда, - почти искренне удивился дознаватель, - переусердствовал он, жаль. Ну ладно, вы и сами все поняли сразу, уверен, но я вам поясню: подпишите признательные показания о том, что вступили в противоестественный союз с Баалом, поддавшись его искушению, и в том вам помогал ваш хаосит. Вот, собственно, и все.
– Хотите использовать меня против всего Легиона? Не выйдет. Вам меня не сломать, исключительно потому, что я и так сломан смертью Танатоса - моего хаосита. Пытать меня бесполезно, ибо я просто умру. Мне жить незачем.
– Что же, вы, видимо, правы, - кивнул клирик, - поэтому, я отправлю вас в специальную колонию, как у нас выражаются, на сохранение. До лучших времен.
– Почему же? Меня проще убить.
– Проще, - кивнул он, - но времена меняются. Кругом творится один Господь знает что, и вас лучше придержать. Быть может, мы сумеем использовать вас в новых обстоятельствах.
Эту тюрьму одни называли Отстойником, другие - Винным погребом, в ней как раз содержали тех, кого Церковь и убирать не желала, но и от света держала подальше. Нас, как выразился один винодел из Ниинского погреба, обвиненный в связях с Баалом, выдерживали словно доброе адрандское до срока. Я же обычно добавлял, что еще неизвестно, что хуже - выпьют нас или сольют в помойное ведро. На что философ, уличенный в еретических воззрениях, в суть которых я вдаваться не хотел, возражал, что надо выяснить, что я подразумеваю под тем, что нас выпьют и выльют, ибо для вина оба действия равнозначно, ибо оно в обоих случаях меняется безвозвратно. И так до бесконечности. К счастью, вскоре я потерял не только счет времени, но и чувство реальности.
Даже на выкрик надзирателя: "Зигфрид Вархайт!", я отреагировал не сразу. Двое других, наконец, подхватили меня под мышки и выволокли из барака. Притащили меня все в ту же камеру, где допрашивали раньше, или ее сестру-близняшку, но на сей раз за столом напротив меня сидел не кто иной, как брат Карвер, казалось, почти не изменившийся с нашей последней встречи.
– Приветствую тебя, Зиг, - бросил он, когда конвоиры меня буквально швырнули на стул и удалились по его жесту.
– Как время провел?
– Вашими молитвами, - буркнул я, еще не совсем понимая
– Зачем же так озлобленно?
– спросил клирик, в его манере говорить появилось та же, что и у предыдущего дознавателя.
– Не озлобленно, - возразил я, более менее, приходя в себя, - я еще плохо понимаю, кто я и где.
– Да уж, после Погреба некоторые так и не приходят в себя.
– Сколько я там проторчал?
– Пять лет, - ответил брат Карвер, - и за это время многое изменилось.
– Давай по порядку, - вздохнул я.
– Легион расформирован, - начал он, - Первый консул Вельф - убит. Он был не единственным, кто воспротивился королевскому эдикту и булле Отца Церкви, что привело к войне.
– И король пошел на это?
– Король уже не тот, которого ты знаешь. Салентина поддержала честолюбивые притязания младшего сынка нашего покойного монарха и тот вместе с наследником престола умерли от странной болезни практически в один день, и на трон взошел ничтожество Альберт.
– Но что за силу Салентина противопоставила Легиону?
– удивился я, окончательно приходя в себя.
– Церковную алхимию, - уронил брат Карвер, словно стыдясь того, что носит церковный сан, - слыхал о ней? Нет. Это, фактически, гномья магия, но так как ее взяла на вооружение Церковь, то магией она больше не называется. Алхимики просто творят чудеса, в особенности сотворяя различные предметы, в частности, оружие, и наделяя его прямо-таки волшебными свойствами. Мечи алхимиков рубят любою сталь, стрелы поражают хаоситов - любых: от простого Легионера до самого могучего Легата, вроде твоего Танатоса. Алхимики делают пистоли, очищают порох, так что пушки стреляют на вдвое большее расстояние, - и вообще им мало что можно противопоставить.
– Может, хватит об этих алхимиках, - взмолился я, - я понял, что это - серьезные ребята. Что в стране твориться?
– Ба...
– Брат Карвер осекся.
– Господь знает что.
– Я усмехнулся, а он продолжал, сделав вид, что не заметил моей усмешки.
– Новый король и салентинские порядки понравились далеко не всем. Многие ушли в Ниины под предводительством некоего Вильгельма Телля и теперь промышляют грабежом, терроризируя весь север и северо-восток страны, к ним присоединились многие солдаты и бойцы Легиона. В горах алхимики ничего не могут толком поделать, боясь оползней, лавин и мести гномьих кланов, у которых сперли секреты магии, к тому же с Теллем ушли все знатоки тайных троп в Ниинах.
– Ты, я вижу, последних событий не одобряешь.
– Я поднялся и прошелся по комнатенке, разминая затекшие мышцы.
– Но никак не могу понять, для чего вам понадобился я? Я не знаток Ниинских гор, об алхимии даже слыхом не слыхивал, да у меня доже хаосита больше нет!
– Я остановился, перевел дыхание, успокаиваясь.
– Что нужно вам от меня?
– Сядь, Зигфрид, - бросил мне клирик.
– В том narrenturme, что твориться в родной Виисте, я и сам готов уже с ума сойти. Садись, говорю, не маячь перед глазами.